11Лондон.
Ночь, когда все пошло прахом.
Я несколько часов проторчал в аэропорту — рейс задержали, — и, пока отвез клиента в отель и добрался до дома, наступила глубокая ночь — тот краткий отрезок времени, когда кажется, будто весь город спит.
Едва войдя в дом, я сразу почувствовал, что откуда–то тянет холодным воздухом, и у меня перехватило дыхание. Я уставился в непроницаемую тьму гостиной и с леденящей уверенностью понял: что–то не так.
На мне была форма, упорно хранившая запах сигарет какого–то неведомого шофера, сколько бы раз ее ни сдавали в химчистку, и фуражка, которую я обычно срывал с головы, едва перешагнув порог. Но той ночью я ее не снял. Я просто стоял и вслушивался в тишину, по–прежнему сжимая в руке ключи от остывающего на подъездной дорожке служебного лимузина и ощущая на лице поток холодного воздуха.
Жена и дети спали. Несомненно, спали.
Я выдохнул — наверное, просто выпил слишком много кофе и устал после долгого дня за рулем, вот нервы и пошаливают. По пути к выключателю я задел ногой упавшую фотографию.
Я поднял ее и увидел, что через все стекло идет зубчатая трещина, похожая на молнию. Фотография была сделана всего два года назад — удивительно, как сильно изменились с тех пор дети. Кива смеялась и манила слона бананом, а Рори стоял позади нее и с немым обожанием наблюдал, как животное тянет хобот за лакомством.
Что–то завозилось у моих ног. Я нагнулся и сгреб в ладонь подергивающийся комочек шерсти. Я показал хомяку разбитое стекло, и он виновато посмотрел на меня своими глазками–бусинками.
— Что, Хэмми, опять разносишь дом?
Когда я поставил его на пол, в саду за домом включился сенсорный прожектор. На лужайке совершенно неподвижно стояла лиса и внимательно смотрела на меня сквозь стеклянные двери.
Я заметил, что они открыты.
Двери открыты.
Вот откуда тянет сквозняком. Я почувствовал, как струя уличного воздуха холодит мое внезапно покрывшееся потом лицо.
Лиса была молодая, тощая, но держалась так, будто все здесь принадлежало ей. Глаза горели в темноте двумя желтыми фонарями. И никаких признаков страха.
Прожектор погас. Тень лисы скользнула по садовой ограде и исчезла в ночи. Еще мгновение я стоял как вкопанный, не понимая, что происходит и что мне делать.
А потом бросился наверх, зовя ее по имени:
— Тесс!
Дверь в детскую была открыта. На пороге в одном халате стояла жена. В руке она держала угрожающего вида нож, с которым мы занимались дайвингом за несколько лет до рождения детей. Коралловые рифы, экзотические рыбы и Тесс в гидрокостюме — вот что мне вспомнилось при виде этого ножа. Я и не знал, что его до сих пор не выбросили.
Вдали завыла и стихла сирена. Я перевел взгляд с ножа на лицо Тесс, но она отрицательно покачала головой.
— Это не к нам, — тихо произнесла она. — Я вызвала полицию только что.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.
— Может, это просто лиса, — проговорил я.
— Нет, Том, это не лиса.
Из складок ее халата, словно по волшебству, вынырнули наши двойняшки, такие не похожие друг на друга — и не только из–за круглых, как у Гарри Поттера, очков мальчика и длинных волос девочки. Они встали по бокам от матери и прильнули к ней. Глаза у обоих слипались. Рори старался не расплакаться.
— Может быть, они ушли, — сказала Тесс.
— Кто? — спросила Кива. — Кто ушел, мама?
— Может быть, — ответил я и начал спускаться на первый этаж, однако на верхней ступеньке остановился, услышав за спиной хлюпающий звук, как будто кто–то сглатывал слезы. Я знал, что это Рори, и оглянулся на него. Мне хотелось что–нибудь ему сказать, но нужные слова не приходили.
