Дальше тараумара прямо-таки летели. Через определенные отрезки пути в Ледвилле были устроены медицинские пункты, где специально обученные ассистенты снабжали бегунов едой, сухими носками и батарейками для карманных фонариков. Вот только тараумара бежали так быстро, что Рик и Китти не успевали объехать гору, дабы нестись с ними ноздря в ноздрю.
— Кажется, перемещаться им помогает сама земля, — заявил один преисполненный благоговения зритель. — Они вроде облака или тумана, скользящего по горам.
На этот раз тараумара уже не были двумя одинокими соплеменниками, потерянно дрейфующими в море олимпийцев. Они не были и пятью растерянными сельчанами в жутких парусиновых кедах, не бегавшими с тех пор, как бульдозеры проложили дорогу до их деревни… Теперь они были включены в структуру, к какой привыкли с детства: с хитрыми старыми ветеранами впереди и молодыми и рьяными сорвиголовами, напиравшими сзади. Они чувствовали уверенность в себе и твердо стояли на ногах, полностью оправдывая свое название — «бегущие люди».
А тем временем в нескольких кварталах от финишной линии проводился совсем другой конкурс на выносливость. Каждый год шалопаи с Шестой улицы, любившие хорошо оторваться, всячески дурачились, стараясь, как могли, переплюнуть бегунов. По сигналу стартового пистолета они начинали куролесить и развлекались таким образом до официального окончания забега, то есть целых тридцать часов подряд. Вдобавок они выполняли важную функцию оповещения: орали и бесновались, стоило только им разглядеть появившегося из темноты бегуна. Но на этот раз раздолбай чуть не проворонили кое-кого из участников забега. В два часа ночи старина Викториано и Серрильдо проскользнули мимо них так быстро и тихо — помните «туман, скользящий по горам»? — что остались почти незамеченными.
Викториано пришел к финишу первым, Серрильдо, наступавший ему на пятки, — вторым. У Мануэля Луны его новые сандалии по пути развалились, и ноги у него были ободраны и сильно кровоточили. Но тем не менее он, не задерживаясь, проследовал по каменистой тропе вокруг Бирюзового озера и пришел пятым. Первый добравшийся до финиша бегун не из тараумара отстал от Викториано почти на час.
Тараумара не просто из последних стали первыми. Викториано стал старейшим победителем в истории состязаний в беге, восемнадцатилетний Фелипе Торрес — самым молодым участником, пришедшим к финишу первым, а «Тараумара» стали единственной командой, которая когда-либо занимала три из первых пяти мест — даже несмотря на то, что суммарный возраст двух ее главных победителей составлял почти сотню лет.
«Это было потрясающе», — расскажет потом в интервью газете New York Times не склонный к восторгам участник забегов Хэрри Дюпре. После того как сам двенадцать раз пробежал «Ледвилл», он решил, что уже ничто в этих состязаниях не может его удивить. И тут он увидел Викториано и Серрильдо, промчавшихся мимо него.
«Вот вам и простые мужчины в сандалиях, которые никогда по-настоящему не готовились к состязаниям! Разметали со своего пути некоторых лучших в мире бегунов на сверхдлинные дистанции».
Глава 11— А я что говорил! — с гордостью воскликнул Рик Фишер. Он оказался прав также и еще кое в чем: всем вдруг понадобился кто-нибудь из «бегущих людей». Фишер пообещал, что команда тараумара вернется в следующем году. Его обещание, словно по волшебству, превратило Ледвилл из малоизвестной точки на карте в крупное событие, разрекламированное средствами массовой информации. Кабельный спортивный канал мгновенно узурпировал права на передачу информации в эфир. Канал «Многогранный мир спорта» организовал специальную передачу «Кто-Эти-Супер-Спортсмены»; компания по производству пива записалась добровольцем в спонсоры, а одна обувная фирма даже стала официальным поручителем единственной в мире команды бегунов, ненавидевших кроссовки.
Репортеры из New York Times — да разве всех упомнишь! — не уставали обращаться к Кену с одним и тем же вопросом:
— Может ли кто-нибудь обогнать этих ребят?
— Ага, — отвечал Кен. — Энни.
Энн Трейсон. Преподавательница из местного колледжа, тридцати трех лет, родом из Калифорнии. Если вы скажете, что разглядите ее в толпе, значит, вы или ее муж, или врете. Энн изящная, невысокая, немножко неряшливая и, можно сказать, незаметная под мышино-каштановой челкой — типичная преподавательница из местного колледжа. Да, все так… Но до тех пор, пока кто-нибудь не пальнет из пистолета.
Наблюдать, как Энн берет старт, все равно что наблюдать за тем, как репортер с мягкими манерами срывает с себя очки и накидывает темно-красный плащ. Энн поднимает подбородок, руки сжимает в кулаки, ее волосы развеваются, и загораются блестящие карие глаза — глаза пантеры. В уличной одежде Энн чуть выше полутора метров; одетая в шорты для бега, она демонстрирует пропорции бразильской модели: худые ноги от самых ушей, прямая спина балерины, загорелый живот — достаточно твердый, чтобы сломать о него палку.
Энн бегала на стадион еще в средней школе, но, как она это объяснила, ей смертельно надоело крутиться на одном месте по одному и тому же искусственному овалу, поэтому в колледже она от этого отказалась, чтобы стать биохимиком (что весьма убедительно демонстрирует, насколько скучна беговая дорожка, если даже периодическая таблица оказалась более завораживающей). Много лет она бегала лишь для того, чтоб не спятить: когда «крыша ехала» от учебы или после того, как она окончила колледж и приступила к требующей большого напряжения научно-исследовательской работе в Сан-Франциско, Энн, бывало, избавлялась от стресса, проходясь быстрым шагом по ближайшему парку.
— Мне нравится бегать, просто чтобы ощутить, как ветер полощет волосы, — говорила она.
Она могла не слишком печься о состязаниях в беге; она просто была одержима получением кайфа от побега из заключения. Это было незадолго до того, как она начала заранее снимать стресс от работы, каждое утро пробегая трусцой по 14 километров до своей лаборатории. И когда она осознала, что ее ноги снова становились «как новенькие» к моменту ухода с работы, она начала бегать еще и обратно домой. И о черт побери! Пока она на протяжении всей рабочей недели наматывала по 28 километров в день, расслабиться одним махом на двадцати в ленивую субботу было совсем делом плевым…
.. .или на двадцати пяти…
.. .или на тридцати…
Однажды в субботу Энн встала пораньше и пробежалась. Отдохнула за завтраком — и снова вышла побегать. Дома ей нужно было кое-что сделать с водопроводом, поэтому, завершив вторую пробежку, она вытащила ящик с инструментами и принялась за работу. К концу дня она была весьма довольна собой: побегала и самостоятельно выполнила грязную работу, — а в качестве награды преподнесла себе еще одну пробежку.
За один день почти 90 километров. Ее друзья поразились и забеспокоились. У Энн что-то не в порядке с питанием? Одержимость физическими упражнениями? А может быть, она спасалась от какого-то подсознательного фрейдовского демона, в буквальном смысле от него убегая?
— Мои друзья твердили, что у меня пристрастие не к крэку, а к эндорфинам, — рассказывала Трейсон, и ее остроумный ответ не развеивал их тревоги: ей нравилось говорить им, что бег на огромные расстояния в горах — это очень романтично.
