Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
Однако если вы сознательно делаете шаг назад, все меняется. Взглянув в глаза человеку, с которым вы идентифицируетесь, вы понимаете, что он – другой человек, и в этот момент вы возвращаетесь в реальность, осознавая себя здесь и сейчас. Прямой открытый взгляд помогает вам освободиться от идентификации. Вы осознаете себя отдельной личностью.
Тогда и только тогда вы сможете признать то, что произошло в жизни этого человека, смириться с его судьбой или отдать ему его ответственность, в зависимости от того, идентифицируетесь ли вы с жертвой или с преступником. Это значит, что отныне вы можете с чистым сердцем отдать ему его право на собственную жизнь. Вы понимаете, через какую боль ему пришлось пройти, и вместе с тем перестаете осуждать эту боль, осознавая ее неизбежность.
В идеале клиент чувствует себя лучше всего, когда наблюдает сцену примирения жертвы и преступника. Поэтому мы довольно часто добавляем в расстановку обоих, поворачиваем их лицом друг к другу и настаиваем на том, чтобы они посмотрели друг другу в глаза. Мы просим заместителей наблюдать за своими внутренними реакциями.
И жертва, и преступник могут испытывать очень сильные чувства, например, боль, ненависть, страх, агрессию, отчаяние, вину или стыд. То же самое обычно чувствуют и их заместители. Сила чувств напрямую зависит от того, насколько жертва и преступник смогли примириться друг с другом.
В конце расстановки они могут лечь рядом, выражая то, что оба уже мертвы. Или, если преступник еще жив, он может лечь к жертве, как бы говоря, что он тоже заслуживает смерти. Или же они обнимают друг друга. Конечно, мы не всегда доходим до этой стадии и не каждый раз получаем такие очевидные позитивные результаты. Двигаться к примирению могут только настоящие жертва и преступник. Их потомкам, идентифицирующимся с ними, необходимо отойти в сторону, предоставив их друг другу, иначе конфликт не разрешится.
В тот момент, когда жертва и преступник поворачиваются друг к другу лицом, начинается процесс исцеления, и неважно, сколько на это потребуется времени. В конце концов, две противоположные силы будут уравновешены. Ведь внутреннее движение к примирению отражает универсальный принцип, согласно которому, чем сильнее две энергии противостоят друг другу, тем сильнее они притягиваются.
В процессе расстановки важен момент, когда преступник и жертва испытывают облегчение и освобождение. Это часто происходит, когда они ложатся на пол рядом друг с другом. Так, в смерти они обретают мир и покой. Такой процесс не требует специального завершения в этой или последующих сессиях. Он должен сам завершиться между умершими, когда придет время.
В расстановке мы лишь помогаем двум антагонистам честно и открыто посмотреть друг на друга. Благодаря этому ситуация клиента, идентифицировавшегося с одним из них, начинает меняться. Мы просим «ребенка» не принимать ничью сторону и увидеть, что за ними обоими стоит нечто гораздо большее, чем мы можем представить. Это также помогает жертве и преступнику смириться со своей судьбой.
Национальные и культурные столкновения
В рамках семейной системы возможны самые разные противостояния. Однако одновременно с семейным конфликтом возникает и коллективная потребность в уравновешивании противоположностей. Идентификация с кем-то из членов семьи является слепой и неудачной попыткой вернуть в систему исключенного родственника. Неудачной потому, что она мешает истинному примирению тех, с кого все началось.
Принятие одной стороны конфликта и противостояние другой лежат в основе большинства межнациональных столкновений и политических войн. Например, работая с клиентами, в родных странах которых были гражданские войны, я вижу, что битва между противоборствующими партиями продолжается и в рамках семейной системы, охватывая не одно поколение.
Себастьян – из Барселоны. Его родители тоже родились в Испании. Его дед по отцовской линии участвовал в гражданской войне на стороне республиканцев, а после окончания военных действий провел семь лет в концентрационном лагере. Мать Себастьяна родилась в семье националистов. Ее родители поддерживали разгромившего республиканцев генерала Франко, который был диктатором Испании в течение многих лет.
Расставив семью Себастьяна, мы увидели, что мать и отец стоят далеко друг от друга, а дети занимают либо сторону отца, либо сторону матери. Себастьян находился ближе к матери. Мать же не могла смотреть на мужа, он для нее олицетворял врага. У нас возникло впечатление, что перед нами два лагеря, участвующих в гражданской войне. Родители и дети оказались представителями противоборствующих сторон, а линия фронта проходила в самой середине их семейной системы.
Себастьян, стоявший ближе к матери, в то же время смотрел на деда, бывшего в концлагере. Мы поняли, что Себастьян идентифицируется с дедом. Расстановка показала, что мать не позволяет сыну стать ближе к отцу, поскольку она идентифицируется с националистами, а ее муж – с республиканцами.
Мы добавили в расстановку заместителей тех, кто погиб в гражданской войне, на чьей бы стороне они ни были, положили их в центре рядом друг с другом и попросили всех членов семьи на них посмотреть. Тогда мать расслабилась и смогла взглянуть на мужа. Себастьян почувствовал настоящее облегчение.
В заключение сессии Себастьян смог найти в своем сердце место для погибших участников гражданской войны и перестал их осуждать. Конечно же, в его сердце нашлось место и для деда.
Зачастую примирение происходит тогда, когда члены семьи могут внимательно посмотреть на воюющие стороны и увидеть всех погибших в этой войне. Когда обе стороны смотрят долго и пристально не только на своих погибших родственников, но и на всех, кто был убит, тогда они осознают общие потери и испытывают общую скорбь. Это их сближает, и конфликт исчерпывается.
Бану, красивая турчанка тридцати лет, рассказала нам, что у нее не клеится личная жизнь. От нее постоянно уходят мужчины. Как только у нее завязываются любовные отношения, она тут же начинает думать, что и этот мужчина ее бросит. К тому же у нее есть брат, которому врачи поставили диагноз «психологически неуравновешенная личность».
Из расстановки стало видно, что ее отец хочет уйти из системы, но ему мешает брат. Выяснилось, что родители отца были турками, и им пришлось покинуть Грецию после падения Оттоманской империи. В то время наблюдалась массовая миграция населения. Границы устанавливались и переустанавливались: турки из Греции переселялись на вновь созданные турецкие земли, а греков вынуждали покидать бывшие Оттоманские территории и переселяться в Грецию. В том конфликте погибло много людей.
Когда мы добавили в расстановку представителей греков и турков, то есть христиан и мусульман, стало очевидно, что семья Бану до сих пор страдает от последствий давнего конфликта между двумя нациями и двумя религиями.
Отец Бану нес в себе боль тоски по Греции – утраченной родине. Его горе усугублялось еще и тем, что его семье пришлось оставить довольно большое богатство. За это он очень злился на христиан. Его сын, брат Бану, идентифицировался с греческими христианами, которых ненавидели в семье и пытались исключить. Но в то же время он был турецким мусульманином. Внутренняя раздвоенность довела его до психологического расстройства. Сама Бану идентифицировалась с турками и несла в себе злость на христиан от лица отца и всей своей семьи.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
