Дошло до того, что Лора поделилась с Карлом некоторыми Инициациями, называя их «волшебными снами» и уверяя в своей способности запоминать их в деталях. Самое сложное было найти соответствующие слова и образы, чтобы донести, не растеряв в них пережитые впечатления.
– Это похоже на марихуановые грезы, а может, кое-что и посильнее, – забеспокоился Карл.
– Не волнуйся, ни к какому наркотику я не притрагивалась ни разу в жизни. И это даже не принцип – обычная гигиена. Мне вполне достаточно пары бокалов шампанского.
К тому же Карл оказался неисправимым романтиком, что в Лорином окружении, да и вообще в сегодняшнем мире было абсолютной редкостью. Карл объяснялся ей в любви стихами французских поэтов, о которых Лора слыхом не слыхивала, писал настоящие письма, чернилами на красивой бумаге, которыми она зачитывалась.
Цитировал царя Соломона:
«В чем смысл жизни? Жизнь – это путь, цель и награда. Жизнь – это танец Любви. Ваше предназначение – расцвести. БЫТЬ – это великий дар миру. Ваша жизнь – история Вселенной. И поэтому жизнь прекраснее всех теорий. Относитесь к жизни, как к празднику, ибо жизнь ценна сама по себе. Жизнь состоит из настоящего. А смысл настоящего – быть в настоящем».
Карл уверял, что любит ее безумно, и умолял спасти ему жизнь взаимностью. И Лора таяла, таяла в его умелых объятиях. И, несмотря на пережитую Инициацию № 1, начала понимать, как важен в любви «человеческий фактор».
Порой настроение Карла менялось, и он заводил грустную песню.
– Когда я стану старым и немощным, а ты все еще будешь молода и прекрасна – ведь ты всегда будешь молода и прекрасна, – ты застесняешься меня, начнешь уходить одна из дома и, возвращаясь, будешь нести всякий вздор, чтобы меня не обижать. А я, в инвалидном кресле, буду слушать тебя и благодарить бога уже за то, что столько лет каждый день видел твое лицо… Ты ведь не лишишь меня этого? Не бросишь меня? – И преувеличенно заискивающе заглядывал ей в глаза.
– Брошу, брошу… – отвечала она, счастливо смеясь. – Уже бросаю.
Лора еще никогда в жизни не чувствовала себя до такой степени женщиной. Карл, казалось, давал ей неограниченную власть над ним. И при этом она была от него полностью эмоционально зависима. Но такая зависимость ее не только не тревожила, а придавала силы.
А недавно Карл совершенно поразил ее неожиданным предложением.
– Роди мне ребенка, – выдохнул он в самый пик коитуса. А потом повторил, уже более трезво: – Роди! Сына! Я хочу наследника. От любимой женщины. И поверь, я никому этого не предлагал до тебя. Даже матери Габи. Это была просто юношеская неосторожность. Собственно, поэтому я на ней и женился. Ни к чему хорошему это не привело. Ни для кого из участников, включая мою дочь.
Лора растерялась – Карлу не были свойственны такие откровения.
– Почему бы твоей дочери не родить тебе внука? Это было бы гораздо естественней в твоем возрасте.
– Это невозможно. – Тон его стал неожиданно резким. – Забудь этот разговор. Временная слабость. И правда, непростительно в моем-то возрасте. Извини.
Лора бросилась ему на шею, ей почему-то стало нестерпимо жалко этого гордого и нежного человека.
– Прости меня, пожалуйста! Я пока не готова к этому. Мне бы с собой разобраться. Но если бы я хотела ребенка, я бы родила его от тебя. Ты единственный настоящий, все остальные беспомощные подделки, бумажные куклы мужчинок. И плевать мне на возраст – это такая условность.
Однако на Лору этот разговор произвел очень сильное впечатление. Во-первых, ей никто до этого не предлагал ничего подобного, даже гражданский муж, с которым она прожила под одной крышей больше двух лет (с двадцати одного – до двадцати трех). А во-вторых, от Карла она ожидала услышать подобное предложение меньше всего. Он, несмотря на всю свою влюбленность, щедрость и романтические замашки, казался ей достаточно циничным для подобных предложений. Именно поэтому Лора оказалась абсолютно безоружной перед его очевидной искренностью. Она даже поделилась этим событием с Беа, несмотря на то, что по некоему молчаливому соглашению предпочитала не делиться с ней своими любовными похождениями. Они по-прежнему шагали по бесконечному пустынному пляжу. Вернее, теперь шагала одна Лора, Беа же предпочла перебраться к ней на плечо, к самому уху, щекоча его пушистыми ресницами.
– Я очень плохо разбираюсь в человеческих отношениях, у меня нет никакого опыта. Но если тебе с ним хорошо – это самое главное. Не зря я поспособствовала.
– Ты! Когда? Как?
– Тогда, на террасе. Вы оба были так заняты своими проблемами, что пришлось вас слегка подтолкнуть друг к другу. – Беа перебежала Лоре на ладошку. – А вот с потомством я бы тебе действительно советовала подождать. Еще пару Практик, и я попробую дать тебе новое знание. Надеюсь, ты будешь готова, и это не осложнит тебе жизнь.
Глава 9
Питер
Питер все больше разочаровывался в человечестве. Он пришел к выводу, что оно – человечество – его, Питера, не заслуживало. И он решил стать одиночкой. Конечно, только в своей первой, главной, жизни. Во второй, вынужденной, ему, к сожалению, ежедневно приходилось жить среди ничтожеств. И делать вид, что он один из них. Благо, что хоть то, чем он занимался – а он был, конечно же, артистом, творцом, – помогало ему абстрагироваться. Да и деньги своей музыкой он зарабатывал немалые. Так что вполне мог сам обеспечить свой замысел.
А замысел был прост – стать Спасителем человечества. Да – я эгоцентрик, – говорил сам себе Питер. – Я – начало и конец мира. Со мной все началось и мною же все закончится. А что, есть кто-то, кто думает иначе, оставаясь наедине с самим собой? Цивильность это только практическая адаптация к миру, в котором мы живем! Каннибалы тоже по-своему цивильны – наверняка соблюдают какие-то обряды перед поеданием себе подобного.
Он точно знал, что на этой «цивильности» далеко не уедешь, поэтому столько времени уделял Главной Идее. Сначала он выбрал ее, превратил в смысл жизни, думал о ней беспрестанно, мечтал, жил ею. Он наполнял ею свой мозг, мышцы, нервы, каждую часть своего тела. Все остальное шло стороной, не затрагивая главного. Он знал, что только в этом состоит путь к успеху, только так появляются гиганты духа, к которым Питер себя, без всякого сомнения, причислял. И не важно, что человечество этого не заслуживало. Он твердо знал, что в этом состоит его МИССИЯ. И он станет Мессией, человеком, о котором немедленно узнает весь мир. И мир этот вздрогнет и восхитится! И главное, Питер знал, как это сделать.
Для этого нужно было не так уж и много – устроить небольшую «заварушку». Сделать так, чтобы правительство, город, живущие в нем белые бараны на своей шкуре почувствовали опасность. Он должен был разбудить этих мягкотелых политкорректных мудаков, объяснить наглядно, что грозит их детям и внукам.
Питер решил написать нечто вроде манифеста. Воззвание – краткое, понятное и однозначное. Никаких экивоков и реверансов. Все предельно просто и убедительно.
