Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
– Ваше величество! Государь! Умоляю вас! Опомнитесь! – отчаянно воскликнула она, вырываясь из крепких объятий короля.
– Моя жена, ваше величество, тоже очень счастлива лицезреть вас в нашем доме, – блаженно улыбаясь, сказал отец Анны. – Вы не смотрите, что она молчалива; просто она такая редкая женщина, – мало говорит. Правда, жена? Вот, кивает, – значит, счастлива!..
– Вы меня совсем не любите, – обиженно произнес Генрих, выпуская Анну из своих объятий. – Ни одного поцелуя, ни одной ласки я еще не получил от вас.
– Я согласилась выйти за вас замуж, – ответила она, покраснев. – Но мы пока не муж и жена.
– Но мы будем мужем и женой! – вскричал король. – На следующей неделе я стану главой нашей церкви, и первое, что я тогда сделаю, – разведусь с Екатериной. Наша с вами свадьба – это лишь вопрос времени.
– Ваше величество! Боже мой, кто бы мог подумать, что я выдам дочь замуж за короля! – всхлипнул отец Анны. – Жена, ты могла подумать, что мы выдадим дочь за его величество? А?… Молчит!.. Не обращайте на нее внимания, ваше величество, она с детства молчалива, – такая редкая женщина…
– А что будет с королевой после развода? – спросила Анна.
– Она покинет Англию, а дочь останется со мной, – вам же известно решение парламента? До рождения у меня наследника принцесса Мария имеет все права на престол. Я люблю свою дочь, но надеюсь, что мы с вами потрудимся над тем, чтобы лишить ее короны? У нас будет сын! – Генрих обнял Анну за талию.
– Ваше величество! Дождемся свадьбы, – Анна решительно отстранилась от него. – Вы нетерпеливы, как юноша.
– Я и есть юноша, потому что мое сердце наполнено чистым молодым чувством. По моим ощущениям мне сейчас не больше двадцати, но, в отличие от любви незрелого юнца, моя любовь крепка, как гранит. Каким бесцельным и тоскливым было мое существование до встречи с вами! «Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу». О, моя милая леди, видели бы вы, какие чудища терзали мою душу! Церковь учит нас, что душа бессмертна, но моя душа почти умерла, во всяком случае, – для добрых побуждений. Вы, любимая моя Анна, спасли меня; увидел вас и кажется, что это чудесный сон, небесная мечта. «Вы мне исторгли душу, очистили ее и в плоть опять вернули».
– А вы хорошо знаете итальянскую поэзию, ваше величество, – заметила Анна с усмешкой.
– Она созвучна нежной любовной песне, звучащей в моем сердце, – не растерялся Генрих. – Милая Анна, разделите мою любовь, ответьте на нее, и мы будем самой счастливой супружеской парой на земле, клянусь вам!
Анна вздохнула:
– Я согласилась выйти за вас замуж.
– Это и много, и ничего, – Генрих тоже вздохнул и оглянулся на будущего тестя. – Милорд, как полагается жениху, я привез подарки невесте и ее родителям. Вам их доставят через несколько минут.
– Ваше величество, Господи помилуй, мог ли я ожидать?… Благодарю вас, о, благодарю вас, ваше величество! Ваша щедрость и ваша доброта безграничны, – отец Анны поклонился так низко, что коснулся пола длинными прядями своих жидких волос.
– Пустое. А у вас уютно… А это ваша жена, моя будущая теща? Почему она все время молчит?
– Да она, ваше величество…
– Очень хорошо, очень хорошо! – перебил его король. – После того как я разведусь с королевой, вы получите субсидию. Вам нужно будет купить новый дом: королевский тесть должен жить соответственно.
– Ваше величество, ваше величество… Ох, простите, сердце закололо! – отец Анны схватился за грудь.
– Очень хорошо, очень хорошо! – рассеянно пробормотал Генрих, отвернулся от него и снова взял за руку Анну.
– Ваше величество, если вы еще чем-нибудь обрадуете моего отца, он умрет, – сказала она, встревожено глядя на своего батюшку.
– Очень хорошо, очень хорошо, – машинально повторил Генрих. – Но не будем об этом. Так могу ли я надеяться на то, что ваше чувство ко мне когда-нибудь будет столь же сильным, как и мое к вам?
– Надеяться можно всегда, – неопределенно сказала Анна.
– Спасибо и на этом. Напоследок всего один поцелуй в вашу румяную круглую, свежую щечку… Благодарю вас, мой ангел! Прощайте, любимая моя, и готовьтесь к свадьбе! Прощайте, мой дорогой тесть, прощайте, моя дорогая теща.
– Ваше величество, разрешите проводить вас до кареты, – засуетился отец Анны.
– Пустое! Возьмите подарки, вот их принесли. Еще раз прощайте, сердце мое, – обратился он к Анне. – Не дождусь дня, когда мы с вами встанем перед алтарем.
– Прощайте, Генрих, – ответила она, и король засмеялся от радости, услышав, как Анна назвала его по имени.
* * *
Мастер Хэнкс шел по городу, вглядываясь в повседневную жизнь его обитателей и вслушиваясь в их разговоры. Хэнксу докладывали, что в Лондоне всё спокойно, но он желал сам удостовериться в этом. Действительно, всё было спокойно: никаких тревожных признаков, решительно ничего подозрительного Хэнкс не обнаружил. Не довольствуясь одними наблюдениями, он вступал в беседы с горожанами. Его наружность вызывала доверие – одежда старомодная, добротная, поношенная, но опрятная; лицо широкое, открытое, несколько глуповатое; речь основательная, немного корявая – идеальный тип провинциала со средним достатком.
Он заходил в лавки, тщательно перебирал товар, покупая какую-нибудь мелочь; дотошно расспрашивал людей на улицах, как ему пройти на рыночную площадь, и в самом деле шел на рынок и обходил его длинные ряды, – таким образом, за день мастер Хэнкс переговорил с несколькими десятками человек и понял, что завтра не будет никаких волнений, связанных с церемонией провозглашения короля главой церкви. Не будет волнений и в будущем при разводе королевской четы.
Вполне удовлетворенный проделанной работой мастер Хэнкс зашел в харчевню и пообедал, ни в коей мере не злоупотребляя ни едой, ни вином. За обедом ему вполголоса рассказали скабрезный анекдот про королеву Екатерину, которую называли просто Кэйт, – и Хэнкс весело посмеялся над этим анекдотом, хотя по закону за оскорбление особ королевской крови полагалось четвертование и рассказчику, и слушателю.
После обеда настроение мастера Хэнкса не только не улучшилось, как это происходит со всеми живыми существами на свете, но, напротив, ухудшилось. Когда он подошел к Тауэру, его лицо потеряло добродушное выражение и приняло угрюмый усталый вид. Часовой у ворот, из числа молодых солдат, не узнал мастера Хэнкса и грубо прикрикнул на него, когда тот попытался войти. На этот окрик из караульного помещения выскочил другой солдат, постарше; завидев Хэнкса, он поспешно отворил калитку в воротах. Дождавшись, пока Хэнкс скроется во дворе, старый солдат что-то прошептал на ухо своему молодому товарищу, и тот вдруг побледнел, а глаза его расширились от ужаса.
Миновав множество коридоров, подъемов и спусков, мастер Хэнкс остановился перед низкой дверью, обитой кованым железом. Он отослал надзирателя, сам отодвинул засовы и вошел в камеру. Она была достаточно вместительной и светлой, с тремя узкими окнами, являющимися, по сути, амбразурами крепостной башни. В камере стояла кровать, около нее – стол с креслом, в углу еще один стол с умывальными принадлежностями, а в другом углу – сундук, в котором обычно хранят одежду и белье.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
