– Дай-ка мне ошейник, – тянет руку Лео.
Вообще музыка для кубинцев – самое главное в жизни. Куба стоит на музыке, как Италия на кухне.
Ошейник, как это мне в голову не пришло. Ведь у хорька должен был быть ошейник. Все домашние животные носят ошейники. А что, если его хозяюшка в тот вечер собиралась просто избавиться от него? Не так-то уж проста моя дорогая Ева, какой хочет казаться.
Десять минут спустя зверек уже обустроен, привязан сложенной втрое рафией к ножке стола, рядом на полу разложено несколько газет, которые должны служить ему туалетом. Аделе приходит в голову мысль налить ему воду в пиалу, и он жадно лакает.
– Как давно он у тебя? – переспрашивает Лео.
– Я же сказал: два дня.
– И чем ты его кормил?
Я в замешательстве.
Лео с подозрением смотрит на меня:
– Луис! Ты ему вообще-то давал есть? Неужели эта бедная животина постится уже двадцать четыре часа?
– Конечно, давал. Иначе бы он сожрал меня, – отвечаю я. – Я давал ему то же, что ел сам.
– Ром пополам с грушевым соком?
– Кончай, Лео! – Мне только еще не хватало строгого допроса по поводу меню моего хорька. – Хлеб, мясо и все такое.
– По-моему, он голодный, – говорит Адела, наклоняясь к хорьку и внимательно глядя на него.
Хорек в ответ с не меньшим вниманием смотрит на нее.
– Ты всегда питаешься, как бог на душу положит, Луис, – говорит с упреком Адела. – И потом, наверняка существует специальная пища, которую надо ему давать.
– Ага! Я так и знала! Быстро же ты нашел мне замену, ублюдок!
Мы все трое недоуменно переглядываемся. Дело в том, что никто из нас понятия не имеет о том, что едят хорьки.
– Завтра посмотрю это в Гугле, – обещаю я. – Надеюсь, за это время он не умрет с голоду. И с какой стати ему может хотеться есть в два часа ночи?
– В три, – поправляет меня Лео.
– Три?! Матерь божья, у меня же сегодня показ! – Адела хватается за голову. – Все, последняя песня, и идем спать, – командует она.
Я смотрю на антресоли в глубине комнаты, с лежащим на ней матрасом, который служит мне постелью, когда я остаюсь спать в мастерской. Но это всего лишь простой соломенный тюфяк.
– Вдвоем на нем будет неудобно, – замечаю я.
– Почему вдвоем? Адела может спать… в моей комнате для гостей. – Со сладкой улыбкой Лео берет в руки гитару.
Я понимаю, что мое появление что-то нарушило. Я прищуриваюсь:
– Здорово! Значит, Адела может спать у тебя в гостевой комнате, а я нет, так?
– Ты прекрасно выспишься на своем тюфяке, – улыбается он и мне с не меньшей сладостью и запевает старую песню Сильвио Родригеса «Ветер – это ты». Это я его ей научил.
Как все итальянцы, он не знал самого известного на Кубе автора-исполнителя, одного из величайших интерпретаторов и новаторов нашей народной песни. Во всем латинском мире достаточно сказать: «Сильвио» – и любой понимает, о ком идет речь. Вообще музыка для кубинцев – самое главное в жизни. Куба стоит на музыке, как Италия на кухне. Все самые фантастические танцы последних веков родились на моем острове. Думаю, что именно это смешение этносов и культур привносит почти магическую чувственность в наши отношения с телом и ритмом.
Мой друг так заворожен ее голосом, что несколько раз ошибается в нотах, что для него просто неслыханно.
Адела и я опять усаживаемся на диван и подхватываем песню. Я давно не слышал, как она поет вживую, только в компьютере. Лео, который был знаком с ней накоротке, когда мы еще жили на улице Дезидерио, вообще никогда не слышал ее пения. Она сделала себе имя как певица джаз-лати на Сицилии. Мой друг так заворожен ее голосом, что несколько раз ошибается в нотах, что для него просто неслыханно. В финале песни она прижимается ко мне, как вернувшаяся домой девочка. Я обнимаю ее за плечи, и мне становится тепло оттого, что она здесь, рядом со мной.
Мне этого так недоставало.
Лео заводит «Ойала», еще одну песенку Сильвио. В старой печи потрескивает огонь, хорек спит, свернувшись клубком у подножия шкафа, негромко потренькивает гитара, и ее звуки смешиваются с нашими хорошо поставленными голосами.
Я тоже чувствую себя дома, мозги мои расслабились, узлы усталости в теле развязались. Я даже предположить не мог, насколько я устал.
И в этот момент семейного покоя стеклянная дверь распахивается, впуская порыв весеннего воздуха и разъяренную женщину.
– Ага! Я так и знала! Быстро же ты нашел мне замену, ублюдок!
И разъяренной фурией Мануэла устремляется к дивану.
Глава 9
– Сукин сын! – кричит Мануэла, тыча в меня пальцем.
Адела отрывается от меня и с изумлением смотрит на нее.
На физиономии Лео появляется болезненная гримаса.
– Не кричи, – говорит он. – Мы тебя и так прекрасно слышим, нет никакой необходимости оглушать нас.
Мануэла испепеляет его взором и снова поворачивается ко мне. Я впервые вижу ее не в юбке: на ней обтягивающие бедра джинсы, тесная черная майка и позолоченные босоножки на каблуках. Выглядит она убийственно сексуально. Жалко, что картину портит искаженное утомлением и яростью лицо.
Я слышу топот и едва выбираюсь из-под Аделы, вижу, как Лео, подскочив к Мануэле, хватает ее за запястья, не давая ей броситься на нас, а та, пинаясь, рвется из его рук.
– Твою мать, Луис, да ты просто маньяк! Тебе мало было трахаться весь уикэнд, и ты решил завалиться ко мне в дом в час ночи, а из-за того, что я не впустила тебя, ты исчезаешь на два дня и находишь себе другую… Шлюха!
– Это кого ты назвала шлюхой? – взвивается Адела.
– Тебя! Разве ты не из тех, кто ходит ловить мужиков вдоль канала? И кто ты после этого?
Адела вскакивает с дивана и устремляется к Мануэле:
– Если я шлюха, то кто тогда ты? Мать Тереза, наносящая визит мужику в три часа ночи?
– Я не могла заснуть! Он исчез, не сказав ни слова, и не подавал вестей с воскресного вечера, я встревожилась, не случилось ли с ним что-нибудь!
– Боялась, что он от огорчения утопится в канале? Напрасно тревожилась. Естественно, он нашел себе другую.
– Адела! – урезониваю я ее.
Ход перепалки мне нравится все меньше.
– Видимо, ничего стоящего не нашлось, раз он подцепил тебя! – орет Мануэла с искренним отчаянием.
Между прочим, Адела с ее шикарной фигурой уже много лет зарабатывает на жизнь моделью.
– А если бы он остался с тобой, то я бы сказала, что его стандарты резко понизились с тех пор, как я его видела в последний раз!
