Ольга, Эдуард– Ты был очень убедителен, когда расписывал загробное существование. Я почти поверила. Но иррациональный страх, особенно мой… Его все равно ничем не победишь. Я не готова. Я не готова настолько, что даже мысль о смерти способна вызвать у меня настоящий приступ паники. Тебе все равно придется иметь дело с этой проблемой, такова твоя роль в моей жизни, а может, и в жизни вечной. Как ты думаешь, у меня получится принять свою смерть? Это возможно?
– Смерть всегда вызывает волнение…
– Какое волнение? Это ужас!!!
– Ужас – это всего лишь степень волнения. У кого-то она больше, у кого-то меньше. Смерть не бывает приятной. – Я не идиотка. Я понимаю, что это неизбежно. Я не понимаю, как не отравить остаток жизни мыслями о смерти.
– Не надо себя травить, но в старческой, пустынной традиции существовало хорошее выражение: «Если человек хочет научиться жить, он должен научиться умирать».
– Как?
– Различными способами. Это очень хорошо описано в романе Эрика-Эммануила Шмитта «Оскар и Розовая дама». Его главный герой – ребенок, который скоро должен умереть от болезни. Это ставит читателя перед его собственными реалиями. Мы можем бегать от смерти или замирать от ужаса – смерть все равно наступит. Мы можем замкнуться в себе, как сделал этот мальчик, но нам все равно нужно найти выход из этой ситуации. Этот роман показывает, что выход очень часто находится там, где мы его не ждем, и нам стоит быть очень внимательными. «Розовая дама» приехала в больницу не спасать жизнь мальчику, она приехала продавать пиццу. Пиццу покупать никто не хотел, но доктор заметил, что мальчик не прочь общаться с этой дамой. И дама согласилась навещать Оскара при условии, что больница будет покупать пиццу. Как она могла ему помочь? Тем не менее помогла. Она предложила ему представить, что каждый новый день – это десять лет его жизни. И он должен их прожить полноценно и ярко, попытаться за день сделать то, что ему предстояло бы сделать за десять лет. Рецепт простой, мы все его знаем, но редко пытаемся осуществить – думать, делать и говорить то, что мы бы говорили людям, зная, что видимся с ними последний раз. Даже если мы надеемся на следующую встречу.
Наша жизнь приобрела бы насыщенность, если бы мы не забывали и не стеснялись сказать людям: «Ты мне дорог, мы друзья». Или даже: «Я тебя люблю». А кому-то: «Мне с тобой тяжело». Не надо откладывать и думать, что обязательно это сделаешь когда-то в будущем.
Я приведу простой пример, который для меня очень важен. Когда я был в новициате, наставник послушников попросил меня навещать пожилых людей в одной из парижских больниц.
История вопроса. Новициат – время, соответствующее послушничеству в Православной Церкви. Новициат продолжается в разных орденах разное время, но в среднем в монастырях – два года, в религиозных апостольских общинах – один год.
Новиции живут в монастыре, соблюдают устав ордена, к ним присматриваются, и они тоже проверяют свою решимость посвятить жизнь Богу.
Я навещал бабушек и дедушек, которые находились не в лучшей форме, и первое время я часто думал: «Это я скажу потом». Но я приходил через неделю и не видел на двери таблички с именем – это означало, что человек умер. Это быстро приучило меня говорить без промедлений, потому что у меня может не быть иной возможности.
– Я и правда очень много откладываю. И мысли о смерти откладываю. Не научилась пока об этом думать. Но сколько бы я ни готовилась, когда она подступит слишком близко, мало кто из людей не потеряет разум и не закричит: «Не надо!»
– Есть опыт людей, которые умирали в абсолютном мире и спокойствии.
– И как им это удалось?
– У них была глубокая уверенность, что это не конец. Каким образом они получили эту уверенность, я не знаю. С опытом веры, с духовным опытом.
Они не кричали от страха, а, к примеру, собирали учеников и давали им последние наставления. Если жизнь прожита полноценно, вполне возможно наступление ощущения, что она исполнена. Даже если и прервана преждевременно. Если это не конец, на что мы надеемся, то она откроется в другую реальность. Ужас – признак недоделанного и недосказанного. Я понимаю тебя прекрасно: страх смерти – очень большой страх. Но я не вижу иного пути его уравновесить. Я повторю – уравновесить, потому что преодолеть его до конца не удалось никому. Даже Спасителю.
– Для меня самая главная любовь в жизни – сама жизнь. Я ее обожаю, испытываю к ней огромное чувство и не представляю, что меня в ней не будет. Это страсть, а страсть всегда иррациональна.
– Жизнь большинства святых, которым удавалось умереть в мире, не была спокойной заводью. Их жизнь тоже была наполнена страстью, но не только. Еще и постоянным существованием лицом к лицу со смертью. Без ложного куража. Они знали, чего хотят и видели цель. Они боялись смерти, но этот страх их не терроризировал.
Мы ведь не знаем, полноценно ли живем. Очень часто человеческие отношения строятся на принципе заинтересованности, мы не показываем свои истинные чувства.
– Издеваешься? Если мы начнем показывать настоящие чувства, мы такого огребем!
– Мы огребем потому, что и мы, и почти все живут по принципу обладания, а не по принципу одаривания. Мы хотим владеть тем, что нам нравится, любой ценой. Не важно вещь это, человек или сама жизнь. Мы должны научиться воспринимать жизнь как подарок, а не как право. И тогда мы сможем ее отдать – как выдохнуть. Мы же не задумываемся о том, как мы вдыхаем и выдыхаем?
– Если бы это было как выдох. Для начала, если нам повезет, мы будем дряхлеть и стареть. Мы будем видеть, как у нас отнимают естественные права. Хорошо, если в маразм не впадем, но в любом случае будем некрасиво выглядеть и невкусно пахнуть. А потом это омерзительно закончится. Я видела, как выглядит агония – это отвратительно! Потом тело более-менее приведут в порядок и закопают. И оно будет гадко гнить. Зачем же подвергать людей перед этой вечной жизнью таким испытаниям? Нельзя ли было придумать что-то более эстетичное и менее мучительное? Фу!
