– Влад, скажи, а в этом году ты поминал Валика и Дину?
– Да, – улыбка сошла с его лица.
– С кем ты был ночью?
– Один. Вернулся из кабака, сидел всю ночь и курил то здесь, то у камина. Вспоминал сначала их, потом тебя и опять выть хотелось от одиночества. Почему ты спросила?
– Вспомнила, как тогда всё было.
– Жалеешь? – он взял её за руку.
– Нет. Жалею, что тогда ушла.
– Теперь уже всё позади. Мы ведь вместе. Прошлого всё равно не вернешь и не исправишь.
– Помнишь, тогда свет погас?
– Помню, всё помню. А помнишь, что ты мне сказала?
– Ты сказал, что не имеешь на меня права, мне нужен молодой мальчик, а я ответила, что никакие мальчики мне не нужны и я даю тебе все права.
– Ника, всё-таки, почему ты не сказала, что не была ни с кем?
– Кроме всего, мне ещё и стыдно было об этом говорить. Из моих подруг одна я такая была.
– Это имеет какое-нибудь значение?
– Теперь понимаю, что никакого. Только, пожалуйста, не думай, что мне нужен был кто-то, кто б меня поимел. Ты действительно мне тогда нравился настолько, что у меня, когда я смотрела на тебя, голова кружилась. А у тебя в спальне так ничего и не изменилось?
– Ничего, – он улыбнулся и опустил глаза. – Допивай кофе, пойдем посмотрим.
– Уже допила, – Ника встала.
– Отнести, как тогда?
– Отнеси.
Владислав взял её на руки. Ника, прижавшись к нему, закрыла глаза. Всё было как тогда, только теперь не было того страшного одиночества, которым веяло от Владислава на расстоянии, и не было того отчаянья, которое толкнуло в первый момент Нику к нему.
В спальне действительно ничего не изменилось: та же широченная кровать – «сексодром», зеркало в полстены, два глубоких кресла, пуф у туалетного столика, большой широкий шкаф, напротив кровати – видеодвойка, тяжелые шторы, комод. Ника улыбнулась и сказала:
– Да, всё, как тогда.
– А знаешь, что у меня осталось? – Владислав подошел к комоду.
– Ума не приложу. Сережки я, вроде, у тебя не забывала.
Он молча открыл один из ящиков комода и достал оттуда простыню с пятнами крови на ней.
– Узнаешь?
– Узнаю, – Ника смутилась. – Зачем ты её сохранил?
– Я знал, что рано или поздно найду тебя. Просто тогда утром я проснулся и подумал, что у меня начался бред, что всё приснилось. А потом я увидел эти пятна.
– Влад, ты, действительно, чуть-чуть сумасшедший, – Ника подошла к нему и прижалась к его груди. – Если бы ты нашел меня и, оказалось, что я уже замужем. Что тогда?
– Тогда бы это была память о моей, точно уж последней, любви.
– Но я не замужем.
– Я счастлив, что этого не случилось, – Владислав бросил простыню обратно в ящик и обнял Нику. – Солнышко моё, я никогда никому тебя не отдам!
– Потуши свет, – прошептала Ника, когда он начал снимать с неё платье.
– Зачем?
– Не знаю почему, но я стесняюсь.
– Ты же не стеснялась, когда мы были в Ялте.
– Наверное, потому, что здесь тогда было темно.
– Хорошо, – Владислав улыбнулся. – Только сегодня.
– Хотя бы только сначала.
Владислав приподнялся и дернул за шнурок бра. Спальня осветилась мягким золотистым светом. Ника лежала на животе, подложив руки под голову, и смотрела на него. Владислав потянулся и взял с тумбочки пепельницу, сигареты и зажигалку. Взяв сигарету и подкурив, он жестом предложил Нике. Она отрицательно покачала головой. Он поставил пепельницу себе на живот. Прошло несколько минут, прежде чем он нарушил молчание. Улыбнувшись усталой улыбкой, он сказал:
– Ты меня притомила, котенок.
– Это кто кого. У меня нет сил, даже, пошевелиться и закурить.
– Тебе было хорошо? – он стряхнул столбик пепла.
– Хорошо. А тебе?
– Лучше не бывает. Кажется, с тобой рядом я понимаю, что такое нирвана. Ни с кем такого не было.
– Влад, – Ника лукаво улыбнулась, – а ты со всеми такое в постели вытворяешь?
– Какое? – Владислав сделал лицо пай мальчика.
– Ну, такое как со мной. Если я скажу вслух, то посчитаю себя распутницей.
– О, моралистка! Тебе что, не нравится?
– Нравится, – Ника повернулась и села. – Если будешь вредничать, то накажу.
– Интересно как же?
– Сам знаешь, – она рассмеялась. – Спать будешь как мальчик молодой.
– Напрасно ты надеешься. Я тогда тебя никуда не отпущу. Вот уж не знаю, будем ли мы спать.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Не со всеми. Со многими, со всеми по-разному. Никто не обижался.
– А с Диной?
– С Диной… – Владислав вздохнул и грустно улыбнулся. – Я не трогал её очень долго, а когда мы очутились в постели, она сказала, что не ожидала ничего подобного.
– Ей не понравилось?
– Понравилось. Просто она считала меня ангелочком. У неё потом это ещё долго было поводом для шуток. Кое о чем она вообще не подозревала, думала, что это всё байки.
– Ты никогда не рассказывал, как вы познакомились. Расскажи, если можно.
– Можно. Это было за два года до того, как… – он осекся. – В общем, восемь лет назад. Всё было так…
Глава 25
Дела у нас шли отлично. Я и Валик защитили к тому времени кандидатские и писали докторские. Я был завом реанимации в больнице «Скорой помощи», Валик был моим замом. Мы тогда на спичках растянули, кому кем быть. Однажды вечером привезли женщину с попыткой суицида. Она выпила большое количество снотворного. За полгода до этого от неё ушел муж. У неё были две внематочные, детей не предвиделось, вот он и нашел ей замену. У Дины была такая дикая депрессия, что она не нашла ничего лучшего, чем отравиться. Состояние у неё было очень тяжелое и поэтому, меня и Валика срочно вызвал дежурный врач. Провозились мы с ней долго. Когда я её увидел, у меня появилась только одна мысль: «Она должна остаться жива, и мы должны быть вместе». Я даже предположить не мог, что мы её потеряем. Тех, кто пробует свести счеты с жизнью, после визита к нам, положено было отправлять в психиатрию. С ней поступить так я не мог. В истории появилась запись, что попытки суицида не было, а была передозировка, и количество выпитых таблеток изменилось. Бывает, что если превысить дозу какого-либо лекарства, у человека наступает сумеречное состояние, когда он не понимает, что делает. Мы оформили, что всё было именно так. Ещё я не спешил её выписывать или переводить в другое отделение, находил для этого разные сомнительные поводы. Однажды ночью я вошел в палату, где она лежала, и увидел, что она плачет. Я спросил, почему и она ответила, что напрасно я её с того света вытащил, жить ей все равно не для кого. Мне тогда хотелось спросить: «А для меня?», но было не место и не время. Вскоре я её выписал и затосковал.
