На миг Дорис испытала жгучее желание повернуть время вспять, вернуться в тот день, когда Мэри объявила о своей беременности. Если бы только она сумела отнестись к дочери с пониманием! Если бы не наговорила столько ужасных слов…
– Не хватало еще, чтобы именно ты напоминала мне, что я – мать Ноэль. – В ярком солнечном свете глаза Мэри сверкали, как лед.
Казалось, она собиралась добавить что-то еще, произнести вслух слова, от которых ее мать скривилась бы, будто съела что-то кислое. Дорис почти хотела, чтобы эти слова наконец прозвучали: только тогда с затруднением было бы покончено.
– А по-моему, лишнее напоминание тебе не помешает, – отозвалась Дорис.
Мэри с вызовом вскинула подбородок.
– Значит, вот что тебе особенно нравится? Видеть меня в безвыходном положении?
– Речь не о тебе, Мэри Кэтрин. О Ноэль.
– Ты до сих пор наказываешь меня? Только и всего?
Дорис вздохнула. Она знала, что когда-нибудь этот момент наступит. Но, Господи, почему ей так тяжело? Боль, вспыхнувшая в боку, теперь пронизывала все тело. А живущая напротив Бетти Кинан чуть не вывалилась из окна второго этажа, чтобы увидеть, что происходит. Дорис ощутила прилив раздражения, но тут же вспомнила, что именно Бетти поливала ее газон и забирала почту все две недели, пока сама она лежала в больнице.
– Это ты не умеешь прощать, – парировала Дорис. – Да, я понимаю: в том, что ты почти вычеркнута из жизни собственной дочери, гораздо проще обвинить только меня. Но этим делу не поможешь. – Ее голос задрожал. – Возвращайся домой, Мэри Кэтрин. Ноэль нужна ты, ее мать, а не больная старуха, еще одна обуза.
Но Мэри не собиралась сдаваться.
– По-моему, ты забыла, что у меня есть собственная жизнь, не говоря уже о работе.
– Тебе незачем отчитываться передо мной. Объясни это Ноэль.
– Ты всегда точно знаешь, что лучше, не так ли?
От ненависти в глазах дочери Дорис пошатнулась. Так вот какие чувства в действительности испытывает Мэри, вот что прячет под притворной вежливостью, старательно выбирая подарки ко дню рождения и Дню матери! Вот ее удел… Дорис устало произнесла:
– Я знаю, что порой бывала несправедлива к тебе, Мэри Кэтрин. Вот почему я прошу, чтобы по отношению к своей дочери ты поступила как подобает. Пожалуйста, возвращайся домой – ради нее. Ты нужна ей.
Повисло неловкое молчание. Мэри заговорила первой.
– Мне пора. – Ее голос прозвучал холодно. Повесив сумочку на плечо, она отвернулась.
Дорис смотрела, как Мэри быстро вышагивает на негнущихся ногах по дорожке, прикрывая глаза ладонью от слепящего солнца. В ярком летнем свете двор казался бесцветным. Мэри выглядела как видение из далекого прошлого, выцветший снимок из семейного альбома.
Она уехала, а эхо резкого хлопка дверцы машины еще долго звенело в тишине. Дорис втянула воздух, напоенный ароматом жимолости, и только после этого позволила себе опуститься в плетеное кресло у двери. Она тяжело дышала, прижав ладонь к боку. Хорошо, что дочь не видит ее в эту минуту. Мэри понятия не имеет, насколько тяжело она больна. Она считает, что рак побежден. Но если она узнает правду, она сочтет своим долгом «поступить как подобает», что бы это ни значило.
«Я не хочу, чтобы она вернулась сюда из-за меня», – думала Дорис. Нелепое желание. Разве дочь не дала ей понять, что возвращаться она не собирается?
Мэри выбрала живописную дорогу, огибающую озеро и вливающуюся в шоссе, ведущее через город. Прежде, когда она бывала выбита из колеи, пейзажи исцеляли ее душу, как бальзам, казались прохладной ладонью, прижатой к горячему лбу. Но сегодня они не оказали желаемого эффекта. Озеро промелькнуло незамеченным. Узкая дорога, обсаженная ольхой и виргинской сосной, усеянная солнечными пятнами, пробивающимися сквозь ветви, показалась Мэри унылой, как городской туннель.
«Как посмела она, именно она, обвинить меня в том, что я пренебрегаю дочерью?!» Это было не просто несправедливо, а чудовищно. Разумеется, Мэри была готова оказать Ноэль всяческую помощь, но неужели это означает, что она обязана забыть о собственной жизни? Чтобы все уладить, понадобятся недели, даже месяцы. Каким же образом она сможет управлять компанией, находясь на расстоянии сотни миль от офиса?
Ноэль ни за что не попросила бы ее об этом – напротив, ужаснулась бы требованию Дорис. Не поэтому ли Мэри старалась воздерживаться от подобных поступков? Она не знала, как будут восприняты такие жертвы с ее стороны. И дело вовсе не в том, что она боялась недовольства Ноэль. Это было бы слишком просто. Нет, их взаимоотношения подобны растению, которому всегда недоставало солнечного света. Бледному и чахлому. Оно выживет и когда-нибудь даже начнет плодоносить, но никого не поразит пышностью.
Эта мысль пробудила в Мэри раскаяние. Ей следовало быть внимательнее к Ноэль с самого детства, когда это имело значение. Она сумела бы… если бы не вознамерилась преуспеть во что бы то ни стало. Ее единственным средством спасения была упорная работа и еще более упорная учеба. И она добилась своего. Как выяснилось, принеся в жертву дочь.
Но справедливо ли взваливать всю вину на себя? В то время она была так молода. К тому же искренне верила, что рвется из последних сил не только ради себя, но и ради Ноэль. Слишком поздно она поняла, что иметь ребенка и собаку или, скажем, кошку – не одно и то же. Дети неизбежно становятся взрослыми.
Теперь ей все стало ясно. У нее есть повзрослевшая дочь, которая простила ее, но ничего не забыла. Мэри понимала: есть вещи, поддающиеся ремонту, а есть те, которые можно только склеить и поставить на полку. Единственная истина отчетливо виделась ей в дымке предположений, бесчисленных «если бы» и «возможно»: время и внимание, которыми обделен ребенок, ничем не заменишь.
Черт возьми, ее мать права. Ноэль действительно нуждалась в ней, хотя и не подавала виду. Пренебрегать ею недопустимо.
«Не забывай, что у нее есть и отец».
Мэри вновь вернулась к мыслям о Чарли. Они не виделись несколько лет, с крестин Эммы. Чарли, только что занявший пост главного редактора «Реджистера», выглядел весьма внушительно в темном костюме с галстуком. Бронуин, его дочери от второго брака, в то время еще девочке, сейчас уже исполнилось шестнадцать лет. «Всего на год меньше, чем было мне, когда родилась Ноэль…»
Мэри помнила, как они переглянулись, стоя над купелью. В глазах Чарли светилась насмешка с оттенком давней печали; он словно признавал, как молоды были они сами, когда стали родителями, и вот теперь, когда большинство их сверстников еще только растят детей, у них уже есть внучка. В этот миг Мэри охватило желание взять его за руку. Само собой, она удержалась.
Успокоенная воспоминаниями, Мэри уверенно вела машину, а узкая дорога сменилась двух-, а затем и четырехрядным шоссе. Думать о Дорис ни к чему, твердила она себе. Она сама знает, как поступить. Среди ее знакомых есть адвокат, занимающийся разводами, – лучший в Манхэттене. Она обратится к нему за советом…
