Брендан увидел, что ее глаза снова затуманились, и ощутил свое бессилие.
— Вы слишком горды, мисс Эштон.
— Возможно.
— Возьми его, пожалуйста, Майра.
— Не могу. — Она распахнула глаза. Брендан стоял так близко, его лицо было совсем рядом. — Я бы очень хотела, но я дала слово, капитан…
— Брендан, — тихо поправил он, нежно приподнимая ее подбородок.
— Брендан… — Майра закрыла глаза и совсем не сопротивлялась, когда он прижал ее к себе. Она больше ни о чем не думала, а только чувствовала нежное прикосновение его пальцев, его горячее дыхание, его губы, теплые, ласковые и твердые…
Ноги Майры подкосились, и она упала бы, если бы Брендан не держал ее. Ее пальцы пробежали по блестящим пуговицам, по красным лацканам, прикоснулись к белому галстуку и, наконец, обвили шею капитана. Слезы прекратились, и ей казалось, что она растворяется в нем.
Его язык раскрыл губы и проник внутрь, прикоснулся к ее зубам, лишив дыхания и возможности сопротивления. Она встретила его поцелуй с ненасытностью, испугавшей ее саму. Ладони у нее сделались влажными, горячий жар разливался по жилам. Гнев растаял во все возрастающей страсти. Майра чувствовала, как его пальцы погрузились в ее волосы, как его рука ласкала спину. Она прижалась к нему, ощущая каждый мускул, каждую пуговицу его мундира. Голова у Майры закружилась, она едва держалась на ногах, ощущая в нижней части живота прилив горячей волны, которая изумила ее.
Неторопливо и нежно Брендан оторвался от ее полураскрытых губ. Потрясенная, Майра смотрела на него широко распахнутыми глазами и с трудом пыталась перевести дух. Наконец она обрела голос.
— Боже мой! — вырвалось у нее.
Они смотрели друг на друга, изумленные глубиной охватившего их чувства, которое грозило снова толкнуть их в объятия. Губы Майры стали пунцовыми. Сердце Брендана колотилось с такой силой, что он боялся, как бы оно не остановилось. Он неуверенно провел рукой по волосам.
Да, он должен был избегать ее. Еще той ночью, в каюте, когда она так безрассудно предложила ему себя в обмен на корабль, он понял это. Брендан также понимал, был бессилен против ее напора, не мог удержаться, чтобы не обнять ее и не поцеловать. Все происходило точно так же, как с Джулией; такое же безрассудное и страстное желание, которое жгло его, точно лихорадка, заставляя думать только о ней, послав к черту и шхуну, и войну, и все остальное. Холодный отвратительный страх закрался в его душу, страх оказаться снова перед выбором и страх потерять самое дорогое, если выбор окажется неверным. Он посмотрел на роскошные волосы Майры, ее узкие дрожащие плечи и вдруг понял, что у него не останется выбора, если он уступит этому дикому желанию сделать ее своей.
Но Брендан был не в силах оставить ее, пока она плакала. Ведь он потребовал ее жеребца ради шутки, отчасти от злости. И теперь он не мог расторгнуть сделку, не задев гордости Майры.
— Мы оказались в смешной западне, да? — тихо произнес он, прижавшись щекой к ее шелковистым волосам и стараясь не думать о том, как колотится сердце и как приятно держать ее в своих объятиях.
Майра всхлипнула.
— Мисс Майра… — Он взял ее за руки и нежно отстранил от себя. — Вот что я подумал. У вас есть школа верховой езды, да?
Майра кивнула.
— Как ты относишься к тому, если я привезу свою сестру сюда, к тебе? — Брендан непроизвольно сжал ее хрупкие плечи, надеясь, что ей понравится его идея. — Ты могла бы научить ее ездить верхом прямо здесь, на этом жеребце. Научила бы ухаживать за лошадьми, заботиться о них и понимать их. У нее был бы прекрасный наставник.
Майра смотрела на него, не говоря ни слова. Брендан не мог знать, что она еще не отошла от поцелуя, что ее охватило желание снова испытать эти чувства и посмотреть, куда они могут привести…
— Мне кажется, это неплохая мысль, мисс Майра…
— Полагаю, что так, — услышала она свой голос словно издалека. Она посмотрела на Брендана и вдруг увидела его в новом свете: его лицо стало еще красивее, а глаза — теплее. Девушка провела языком по нижней губе, стараясь запомнить вкус его поцелуя, и задрожала. «Почему всякий раз, когда ты прикасаешься ко мне, меня бросает в жар?» — подумала она, обхватив себя руками, чтобы удержать эти восхитительные ощущения, которые он разбудил в ней.
По мягкому блеску его светло-карих глаз она видела, что тоже произвела на него впечатление.
— Ну что? — Его голос стал хриплым.
Майра отодвинулась, ее лицо горело, несмотря на утреннюю прохладу, а ноги ослабели. Заикаясь, она произнесла:
— Я… я думаю, это замечательная идея. Твоя сестра может остаться с нами. Мне хочется иметь подругу, и, кроме того, у нас полно свободных комнат…
«Но дело не только в этом, — добавила она про себя. — Если его сестра будет рядом, то можно будет чаще видеть и красавца капитана».
— А ты думаешь, она сможет привыкнуть к папе?
Брендам заверил, что сестра постарается.
— А к кошкам?
Он кивнул, и его глаза мягко засветились при виде ее грациозной шеи, темных волос, милого личика. Это был взгляд ирландца, полный очарования и отчаянного безрассудства. Но оно мгновенно исчезло, попав под власть английской стороны его натуры. Брендан вдруг понял, что думал вовсе не о благополучии своей сестры. Он искал предлог оставить Портсмут и сделать город Майры своей родной гаванью, чтобы снова и снова возвращаться сюда.
Господи, что же он делает?
Майра ждала.
Ирландское безрассудство Брендана вернулось.
— Пусть так и будет! — весело произнес он, решив скрепить это соглашение новым поцелуем, но в этот момент оба услышали скрип колес экипажа, стук копыт и громкий сердитый голос.
Их драгоценное время истекло. Был час дня.
Эфраим вернулся домой.
Глава 9
— Убери от меня свои руки, вонючая деревенщина!
Эполеты были давно сорваны, белый мундир, бриджи и чулки стали серыми от грязи. Но гордость и высокомерие капитана Кричтона остались неизменными даже после трех месяцев заключения в трюме корабля, стоявшего на якоре в бостонской бухте.
Для него не имело никакого значения, что условия содержания узников на британских кораблях были куда хуже. Американские тюремщики насмехались над ним, кормили протухшей свининой, червивыми сухарями и поили вонючей водой, которую он глотал с отвращением сквозь зубы.
Но и это не шло ни в какое сравнение с тем унижением, которому его подвергли перед его собственными офицерами и матросами. С него сорвали золотые капитанские пуговицы, эполеты, а с башмаков сняли пряжки. Отобрали роскошную шляпу, отороченную золотой тесьмой, и теперь тюремщик прохаживался в ней по палубе, насмехаясь над яростью Кричтона и проклиная короля и всех, кто ему служил. Негодяй!
