– А мама после смерти попадает в рай? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечают обе.
– Она вообще после смерти попадает в какое-нибудь хорошее место?
– Ее хоронят в землю, и она снова воссоединяется с матерью-природой, – говорит Марджори. – И по-моему, это прекрасно. Это круговорот жизни.
На это у меня нет времени. На самом деле нет. Я могла бы стоять и спорить с Марджори до скончания веков.
– Пусть каждый останется при своем мнении, – говорю я более примирительно, чем хочу.
– Все мы становимся мудрее. Может быть, и вы, Стелла, научитесь чему-нибудь здесь, в “Милых крошках”.
– Не исключено. И знаете, Марджори, возможно, вы тоже.
– Я всегда открыта всему, что способствует духовному росту. Всегда.
Фелисити уводит Марджори, а я принимаюсь намазывать кусок хлеба дешевым клубничным джемом. Да, меня явно ожидают неприятности, ну да бог с ними.
Как только мы выходим из детского сада, начинается дождь, а когда доходим до Регентс-Парк-роуд, уже льет как из ведра. Звоню в квартиру Луизы, но тщетно. Видимо, она еще не вернулась от дантиста. Дождь так и хлещет, и, видимо, нам придется залезть под навес пекарни и ждать.
Мы простояли там минуты три. Хани тепло и сухо – она в коляске под непромокаемым чехлом, а мне сыро и холодно – я без зонта, и ветер заносит струи дождя под навес. И тут я замечаю, что к нам идет мужчина. Идет вразвалочку, на нем спортивные штаны в духе восьмидесятых, с двумя яркими полосками по бокам, огромная черная толстовка с капюшоном и каким-то непонятным логотипом и черная шапочка, как будто сооруженная из колготок, – такие любят носить подростки-негры. Прямо как Али Джи, и, конечно, непременно в черных очках, хотя на улице дождь.
Призрак Али Джи останавливается у двери и выуживает из кармана штанов ключ. Это может означать только одно: если у Луизы квартира А, то у него – квартира Б. То есть он мог бы нас впустить в подъезд. И уж лучше сидеть в сухом подъезде, чем тонуть здесь. Поэтому я выскакиваю из-под навеса:
– Простите...
– Йо, – отвечает мужчина.
– Вы тут живете?
– Йе.
– Меня пригласила в гости ваша соседка Луиза...
– А, ага.
– Но, видите ли, ее еще нет дома, – я показываю на небо, – а мы уже промокли до нитки.
– Ага, – снова говорит он, вставляя ключ в замок.
Штаны у него какие-то странные.
– Вот я и подумала, может, вы нас впустите в подъезд? Мы бы подождали Луизу там.
Он оглядывает меня с ног до головы тем же взглядом, что Марджори, только малость добрее.
– Реально. Входите. – Теперь он изъясняется на почти нормальном языке.
– Спасибо, – говорю я, когда он помогает мне затащить коляску в подъезд через узкую дверь. Хани крепко спит.
– Тут сухо. Чайку? – спрашивает он. – Я как раз собирался заварить себе свежего.
– Вы так добры. Спасибо, не откажусь, если вас это не затруднит.
– А ребенок?
– Я оставлю ее тут. Она спит, да и здесь, как мне кажется, безопасно.
– Наверх, – произносит он и поднимается по лестнице.
– Кстати, меня зовут Стелла, – говорю я, следуя за ним.
– Янг-Ца, – представляется он в ответ. Не поняла, наверняка ослышалась.
– Простите. – Мы подходим к его двери, которая раскрашена под камуфляж. Занятно. – Я не расслышала вашего имени.
Он уже снял свои очки, и, хотя в коридоре темно, я вполне могу разглядеть, что лицо у него вовсе не азиатское. Я точно ослышалась.
– Янг-Ца, – повторяет он.
– А, понятно, – улыбаюсь я.
– Я-н-г-с-т-а, – произносит он по буквам.
– Боже мой, как необычно, – восклицаю я, как курица-Фелисити.
– Диджей, – говорит он так, словно этим все объясняется. – М. С. Янгста. Слышали?
– Простите, нет. Я больше слушаю не музыкальное радио, знаете, а новости, спектакли, – извиняющимся тоном отвечаю я. – Последний раз была на дискотеке лет пятнадцать назад.
– А я давно диджею.
– Круто, – говорю я, – наверное, это интересно.
– Да, зашибись, – отвечает он, распахивая дверь. – Вот мы и дома.
У Янгсты все стены в квартире завешаны флайерами и постерами с его именем. Похоже, он большая знаменитость – от Кингс-Кросс до Ибицы и Айанапы. Я никогда особенно не интересовалась диджеями. Для меня они – явление молодежное, а себя я к молодежи давно не отношу. Хотя иногда натыкаюсь на их музыку, переключаясь на спутниковые каналы. Я люблю АББА и всякую попсу, Кайли Миноуг например. Сказав, что слушаю по радио только новости, я слукавила – у меня бывают приступы ностальгии, когда я включаю радио-ретро и вслух подпеваю хитам былых лет. (Раньше меня это несколько удручало, но потом я смирилась – что же делать, если современный рейв вызывает у меня головную боль и депрессию.)
– Обычный, “эрл грей” или ромашковый? – спрашивает Янгста, чем несколько меня удивляет.
– Обычный, пожалуйста, с молоком и без сахара.
Пока он возится с чайником, я разглядываю комнату. Все в серо-бежевых тонах, более современная версия логова Купера. Стиль возрожденных семидесятых: диваны с замшевой обивкой, воловья шкура на черном полу и куча всяких безделушек по всей комнате. Дальняя стена заставлена виниловыми пластинками и вертушками. В пепельнице окурки косяков, на полу разбросаны носки. В комнате царит характерный холостяцкий беспорядок, но все выдает, что ее хозяин – человек стиля.
– Вот. – Янгста появляется в дверях с двумя дымящимися кружками.
– Спасибо. Простите за беспокойство. Я уверена, что Луиза скоро вернется, так что, если у вас есть дела, можете с чистой совестью выставить меня за дверь.
– Не-а, – говорит он, скидывая кроссовки и растягиваясь на диване. – Я только проснулся и до вечера абсолютно свободен.
Янгста зевает, а я про себя отмечаю, что он может говорить как нормальный человек. И еще замечаю, что Янгста довольно симпатичный. То есть одет он, конечно, нелепо и смешно (очень не по возрасту – как дед в ползунках) и говорит так, словно изо всех сил старается походить на негра-рэпера, и, похоже, носит сеточку для волос, но если бы он заткнулся и снял с головы всю эту дрянь, ни одна женщина не отказалась бы переспать с ним. У него, например, выразительные зеленые глаза. Не могу точно сказать, какая у него под шапкой прическа, но, скорее всего, волосы короткие. Только для диджея он, по-моему, староват – мы с ним наверняка ровесники. Но сейчас я сижу в его кресле и пью его чай, так что поднимать эту тему было бы крайне неучтиво. Поэтому я тихо сижу и наблюдаю, а Янгста предлагает мне сигарету и первый раз за все это время улыбается. Я тоже улыбаюсь ему и даже думаю, а не пофлиртовать ли, пока Хани спит внизу, но вовремя вспоминаю, во что я одета – все в тот же жуткий комбинезон. Мало того, что он нисколько не помог мне вписаться в ряды сумасшедших мамаш, теперь не могу даже построить глазки симпатичному мужику.
