– Подождет твой Чабанов. – Похоже, что инвестор недоволен – за прошедший месяц увеличение объема продаж только на пятнадцать процентов.
– По-моему, пятнадцать процентов за месяц – сверхдинамичный показатель.
– Это когда обороты высокие.
– Разве же они низкие?
Ваня нервно пожимает плечами, отодвигая от себя наш отчет, как нечто малоприятное.
– Чабанов ваш совсем зажрался: две тысячи в месяц имеет и ни хера не делает для нас.
– Как это не делает? Если бы не он, мы бы государству не пять тысяч платили, а восемнадцать. Ежемесячно.
– А почему он нам так плохо последние пять щитов разместил? – Федосов отодвигает бумаги еще дальше.
– Не такие уж плохие щиты.
– Щиты у нас – говнячьи.
Услышав этот детский жаргонизм, мы с Аркатовым весело смеемся.
– Говнячьи, – еще более грозно повторяет Ваня и хмурится.
– Не очень хорошо расположены, – поясняет Михаил.
12:10. Территориальное рекламное агентство Юго-Западного административного округа. Анатолий Анатольевич Чабанов ковыряется в кривых зубах антенной мобильного телефона.
– Нашлись у нас в округе семнадцать щитов сити-формата. В нормальном состоянии, с внутренним подсветом, со всей документацией. Расположены на хороших местах. Принадлежали фирме СВС. Ты знаешь, что она развалилась?
Я утвердительно киваю головой.
– Так они аренду городу за два квартала должны. Теоретически я их снести могу, – Чабанов жмурится, – но тут появляются эти евреи из «Алмаз-РИ». Ты, кстати, в курсе, что у них директор израильтянин?
Я вновь киваю. Чабанов довольно продолжает:
– СВС им щиты продала, и этот сионист подкатывает ко мне, чтобы покрыть долги и переоформить договора. Сечешь фишку?
Я киваю в третий раз.
– В общем, я этому царю Давиду уже сказал, что у СВС мы все места за долги отобрали и твоей конторе передали. За всякие там заслуги перед округом. Поэтому пусть он либо свои железки демонтирует, либо с тобой договаривается. За места платить надо.
– Здорово, – только и говорю я, размышляя о маниакальной склонности Чабанова к деликту.
– Мне семьдесят процентов, тебе тридцать.
– А почем будем отдавать?
– По семь тысяч, – не моргнув глазом говорит чиновник.
Мне кажется, что я ослышался.
– Побойтесь бога, Анатолий Анатольевич, это же не реал.
– А они боялись, когда Христа распяли?
– Так это вы им за Христа, что ли, мстите? «Алмаз-РИ» с ума сойдет от такой цены. Так только на Садовом кольце платят. – Мысль пульсирует, становится обидно за свой народ.
– Сколько, ты считаешь, эти места должны стоить? – Чабанов хитро прищуривается, неожиданно напоминая все известные портреты Владимира Ильича Ленина разом.
– С учетом того, что «Алмаз-РИ» уже СВС'у заплатили и долги их покроют – тысячи по две, не больше.
– По пять, – отрезает Чабанов, – а в противном случае сами эти места с молотка пустим. Рекламщики в очередь станут.
– Ну, только не я.
15:30. В офисе ошивается мрачный, как взятый в плен моджахед, Маркин. Черт возьми, я и забыл, что договаривался встретиться с ним час назад.
– Все где-то шляешься, Гоги, – прогоняет Андрей излюбленную тему. – Все по телкам.
– По телкам, по телкам – по Федосовой и Чабановой.
– Юристы, если тебя такие мелочи интересуют, всё оформили, – Маркин шуршит бумагами. – Давай подписывай, и я к пивоварам поеду их малявы собирать.
Энергично подмахиваю ворох документов и неожиданно вспоминаю:
– Насчет Федосова. Когда договор строительного подряда поедем заключать?
– А когда надо?
– Завтра, – говорю я, – в два.
– В четыре, – поправляет Маркин и, собрав свои бумажки, убегает. – Я в полчетвертого приеду для инструктажа, – кричит он уже из дверей, – чтобы знать, чего пиздеть лохам.
17:40. Приезжает Бурзум. Она врывается в офис и, ни с кем не здороваясь, проходит в мой кабинет. Закрывает за собой дверь. Отмечаю, что сегодня она еще более бледная, чем всегда. «Мертвенная бледность», – констатирую я.
– Почему ты не звонил? – спрашивает Бурзум.
– Я все время был дома и не мог говорить.
– Улучил бы минутку.
– Я правда не мог, за мной все следили.
– Какой отстой! – Она поворачивается, чтобы уйти.
Подбегаю к ней, хватаю за плечи и вижу слезы.
– Девочка моя, – нежно целую ее губы и слизываю кончиком языка слезинки, – что с тобой? Ты ведь тоже замужем и, насколько я понимаю, не собираешься бросать своего мужа.
– Если бы… я только видела, понимала бы… – Бурзум душат рыдания, – что ты любишь меня…
– Я люблю тебя, ты знаешь.
– Если бы ты развелся, я, не задумываясь, бросила бы Веню.
Я прижимаю ее, такую худую, дрожащую и растерянную, к своей груди и говорю:
– Мы никогда не говорили об этом, мне не менее трудно, чем тебе. Если ты хочешь этого, то должна помочь мне.
Бурзум высвобождается из моих объятий:
– Я не могу помогать, я всего лишь рыба, плывущая по течению.
Она быстро выходит из кабинета.
19
3 ноября, среда
Поеду на работу позже, чем обычно: к часу или двум. Дома пусто, все родственники вдруг разъехались по делам, даже бабушка слила в собес. Я наслаждаюсь свободой – расхаживаю голым, слушаю на полную катушку стереосистему, отмокаю в ванной с чашкой кофе и сигаретой. Сотовый телефон, продолжая, в отличие от меня, жить в обычном московском ритме, постоянно звонит:
09:45. Барсук просит помочь его коммерсанту арендовать рекламные щиты.
09:48. Ваня Федосов уточняет, во сколько мы встречаемся с Маркиным.
09:54. Бухгалтер Галя гонит что-то маловразумительное о платежках и банке.
10:10. Секретарь Марина сообщает, что звонил Чабанов.
10:30. Маркин уточняет, во сколько мы встречаемся с Федосовым.
10:37. Синяк приглашает выпить вечером в «Яре».
10:50. Марина докладывает, что Чабанов звонил еще два раза.
10:52. Чабанов лично выясняет, договорился ли я о встрече с «Алмаз-РИ».
11:00. Аркатов говорит, что меня разыскивает Чабанов.
11:22. Марина передает, что меня просит перезвонить Хвеженко.
11:40. Школьный товарищ Пестров справляется, что я собираюсь делать вечером.