Обидеть Ефимыча считалось между ребятами смертным грехом и, несмотря на то, что старика считали немного не от мира сего, его искренне уважали и по-своему опекали, поэтому всем без исключения, часто даже вопреки своему желанию, приходилось готовиться к урокам нелепого, смешного человечка в пиджаке, протертом на сгибах рукавов до самой основы и вышедшем из моды уже несколько десятилетий назад.
Володя любил Ефимыча ничуть не меньше остальных и совсем не хотел расстраивать этого доброго и немного наивного человека, тем более что выучить параграф по физике для него было несложно. Но, вопреки здравому смыслу, он не делал этого, и вовсе не из-за того, что ему было лень листать страницы учебника, нет, просто его голова была занята совершенно иным занятием, более увлекательным и сложным, чем построение электрических цепей, занятием, поглощающим до единой секундочки все его время и не оставляющим даже во сне.
Закрывая глаза, он видел поблескивающие ворсинки зеленого бильярдного сукна, ощущал тяжесть матовых костяных шаров. Рука, слившись с округлой лаковой поверхностью кия, была точна и легка. Мысли о полутемных «Сетях Атлантики» разливались по всему телу теплой волной наслаждения, делая его счастливым. От бочек шел сладковатый аромат копченой рыбы и свежего пива, а лампы, привернутые на перекладине над столом, очерчивали расплывающийся в темноте круг, из которого ему не хотелось выходить даже на краткое мгновение.
С того момента, когда он впервые ударил по шару, его жизнь раскололась на две части, растащив по разные стороны этого виртуального барьера его душу и тело. Когда он наклонялся над столом с кием в руках, обе эти субстанции соединялись, возвращая его существованию необходимую целостность. Но как только Володя возвращался в реальный мир, хрупкое равновесие нарушалось, внося в его жизнь мучительную раздвоенность.
Придумывая массу глупых предлогов, люди, окружавшие Володю в этом временном, лишенном красок мире, всеми силами оттягивали то мгновение, когда он сможет наконец вернуться в жизнь, полную света и счастья. Глухое раздражение на этих жалких человеков, не понимавших, что они творят, и мучивших его совершенно осознанно, переходило все границы человеческого терпения и выливалось в глухую злобу, разрывавшую сознание мальчика на куски. Воображаемый мир был настолько рельефен и желанен, что, подменив собой мир реальный, сделался единственной средой, в которой Володя мог существовать.
— Зачем тебе вся эта галиматья, Вовчик? — пожимал плечами Федор, и его рыжие брови соединялись над переносицей в дугу. — Брось, а то, неровен час, крыша съедет. Хочешь, мы с тобой такой тусняк заделаем — чертям тошно станет? Пригласим девчонок, возьмем несколько ящичков «горючки», оторвемся! — зажмуривая глаза, словно мартовский рыжий котяра, крутил головой он.
— Федь, ты меня прости, но я срочно должен уйти, — отнекивался Вовчик.
— Опять в «Сети»? — хмурился Федор.
— Нет, тут недалеко, я по делам… — стараясь не встречаться с другом взглядом, отворачивался Володя.
— Тогда пойдем вместе, — предлагал Шумилин.
— Нет, понимаешь, тут дело такое, личного порядка, — начинал выворачиваться он. — Я бы с удовольствием, но… — Володя сожалеюще разводил руки в стороны, прикусывал губы и нетерпеливо играл желваками скул, ожидая, когда настанет удобный момент, чтобы остаться одному.
— Как знаешь, — разочарованно говорил Федя, глядя вслед быстро удаляющемуся другу.
По мере того как Володя приближался к заветным «Сетям», его шаги делались все торопливее и шире. Теперь, когда от заветной темной комнатушки с пологими сводами его отделяло всего несколько десятков метров, он чувствовал, как по его жилам бежит горячая кровь. Ощущение счастья росло, выстукивая тоненькими молоточками в груди, отдаваясь во всем теле и заливая каждую клеточку широкой волной долгожданного избавления.
Хлопнув тяжелой дверью, Володя торопливо сбил снег с ботинок, привычно бросил взгляд в сторону бильярдного стола, и из самой глубины его настрадавшейся за день души вырвался возглас удивления: стол был занят. Такого поворота событий он никак не ожидал, и поэтому разочарование, проступившее на его лице, было настолько явным, что читалось без особого труда. Он приходил в «Сети» ежедневно, но ни разу не попадал в такую ситуацию. Ему и в голову не приходило, что он не единственный, кто хочет подержать в руках кий. Он готов был расплакаться от досады, и только то, что на него смотрят, сдерживало его.
— Ты сегодня не первый, — официант, увидев постоянного клиента, подошел и, смахнув невидимую пыль с абсолютно чистого стола, поинтересовался: — Будешь ждать?
— А не знаешь, это надолго? — спросил Володя, безуспешно пытаясь скрыть неудовольствие.
— Да не должно, — протянул официант, — они с самого утра здесь тусуются, наверное, скоро свалят. Хочешь, я разузнаю?
— Если можно. А это удобно?
— Неудобно на потолке спать, — хмыкнул тот и отправился в сторону бильярда.
— Свободно? — Володя повернул голову и увидел, что к его столику подошел молодой человек в темной куртке. Не дожидаясь Володиного разрешения, он поставил кружки с пивом на сеть и уселся рядом. — Ты тоже ждешь, когда стол освободится?
— Угу, — неопределенно хмыкнул Володя, следя за передвижениями официанта.
— У тебя есть с кем шарики погонять или ты один? — не унимался парень.
— Один, — неохотно ответил Володя.
— Эти уйдут, присоединяйся ко мне, я тоже один, — доброжелательно улыбнулся тот. Увидев по лицу мальчика, что он не выражает особого стремления поиграть на пару, парень насупился. — А впрочем, как хочешь, я пришел сюда раньше тебя, так что или со мной, или будешь ждать, пока я нагоняюсь.
Сияя улыбкой, к столику подлетел официант:
— Ребята, эти двое уже уходят, так что все в полном ажуре, — сказал он.
— Держи за труды, — чернявенький вытащил из кармана пухлый бумажник и, выдернув из отделения купюру в пятьдесят рублей, протянул парню в полосатом переднике.
— Благодарю, — проворковал тот и исчез.
— Ну так что? — он повернул к Володе лицо, и тот увидел, что у улыбчивого паренька ярко-голубые лучистые глаза. — Играем?
— А почему бы и нет? — после недолгого раздумья откликнулся Володя.
— Тогда пойдем.
Пропустив Володю вперед, паренек незаметно обернулся и посмотрел в самый неосвещенный угол зала. Кивнув кому-то невидимому, он поспешил за мальчиком. А человек, сидевший в тени, вытащил из кармана телефон:
— Алло, Римма Игнатьевна! — едва шевеля губами, проговорил он. — Все, как договаривались. Малец на крючке, теперь ему ни за что не сорваться.
— Вот и славненько, — послышалось в трубке, и связь прервалась.
* * *
Мобильник, висевший на груди Меркулова, мелко завибрировал и выдал звук, похожий на жужжание шмеля в полете. Не обращая внимания на скромное предложение электронного друга, Дмитрий продолжал писать, стремясь довести строку до конца. Замолчав на секунду, телефончик недовольно фыркнул и затрясся сильнее.
