— В Словакию кататься на лыжах поедешь? — приставали к Юлии.
— Не знаю, — тихо отвечала та.
— Воображает, будто лучше других. Ладно, мы ей покажем, — решили разозленные школьницы.
Бася была своя в доску, от нее ничего не скрывали.
После уроков Бася последняя спустилась в гардероб. Юлия сидела возле Васиного некрасивого плаща и вытирала глаза.
— Я знаю, где девчонки спрятали твою куртку, — сказала Бася и вмиг потеряла всех приятельниц. Зато приобрела подругу.
Они не поехали с классом в Словакию.
— Мои родители разводятся, — рассказывала Юлия, — и им на меня наплевать. Будто меня нет на этом свете.
— А у моих родителей нет денег, — таинственно заявила Бася.
У мамы глаза опять были на мокром месте, а папа приходил в хорошем настроении и делал сюрпризы. Басе хотелось вычеркнуть из памяти сцену, когда мама потрясала горным велосипедом, что принес папа, и вопила:
— Что ты ей купил, у меня нечем за квартиру платить! А есть мы что будем? Рехнулся, что ли? Немедля отнеси обратно в магазин!
В тот же день горный велосипед с бордовой рамой — красивее вещи Бася в жизни не видала — унесли. В тот вечер Бася ненавидела мать и не понимала, как можно ревновать к велосипеду.
Вот тогда-то Бася и пришла к выводу, что больше всех на свете любит Юлию.
И только они одни во всем классе знали, что Мерседес — это имя возлюбленной графа Монте-Кристо, а не марка автомобиля.
* * *
О том, что ей достался великолепный журавль с неба (а не какая-то паршивая синица), Бася узнала прекрасным солнечным днем. Она хорошо его запомнила, этот день, морозный и окутанный серебряной дымкой. Петр подъехал к ее дому на машине родителей, а она летела вниз по лестнице, прыгая через две ступеньки, только бы скорее броситься ему в объятия, уже не утка, а счастливая молодая женщина, которую он выбрал и которую — страшно подумать — любил. Мысль, что она, Бася, — хуже всех, спряталась где-то в бездонных глубинах памяти.
Лучше всех она была — вот что! Самая главная, самая счастливая. С каким наслаждением вслушивалась она в его слова:
— Смотри мне, не замерзни, сегодня ночью было минус восемнадцать.
— Не торчи мне на остановке, снег идет, — Ты мне не потеряйся (не заболей, не пропади).
Словом, Петр был счастлив. И все потому, что она есть на свете.
Да тут еще это его «мне»! «Не заболей мне», «не торчи мне».
Как прекрасна была жизнь!
Петр высаживал ее перед университетом и колесил по округе в поисках, где бы приткнуть машину.
В тот день, несколько лет тому назад, Петр сделал ей предложение, подкрепленное колечком с сапфиром и теплом ладоней — целый вечер он не выпускал ее рук. Этот день она помнит во всех подробностях, минуту за минутой. Вот она сбегает вниз по лестнице — а вот сидит за столиком в кафе «Под ангелом», и Петр предлагает ей свою руку и сердце.
А было это так:
— Ну?
— Что «ну»? — спросила Бася.
— Так как?
— Ну, — кивнула Бася.
Словно это и не она училась на третьем курсе полонистики!
Домой она летела как на крыльях.
— Мамочка! Мы с Петром обручились! — закричала она с порога.
Четыре года миновало с того дня. Неполных четыре.
— Поймала журавля в небе! — обрадовалась мама, и Басе почему-то стало холодно.
Лежа в ванне, она разглядывала блестевшее в пене кольцо. Подумать только, эта рука с кольцом уже принадлежала Петру. Потом она легла в своей комнате, погасила свет и долго смотрела на тени на стене, стараясь вернуть чувство радости, охватившее ее каких-то несколько часов назад. Но что-то, видимо, случилось — радость все не приходила.
— Ей бы еще найти кого…
— Кто бы на нее позарился…
— Вот дуре счастье выпало… — Гляди-ка, что делается…
Обрадовался бы отец; если б был жив?
А такой ли уж этот Петр замечательный, коли влюбился в нее? Может, за всем его шармом кроется порок? Когда-нибудь он сообразит, что она ему неровня, некрасивая, не очень умная, не слишком добрая. И что тогда?
Хотя, может, и не сообразит, уж она постарается.
И Бася уснула, крепко прижимая к себе журавля с неба.
А что ей оставалось.
* * *
— Смотри, вот это женщина! — понизила голос проверяющая дама. — Какое лицо, какие волосы! Как ее занесло в эту библиотеку?
Но Бася, само собой, уже не слышала ее слов.
* * *
Кшиштоф пришел на службу, как всегда, на полчаса раньше положенного. Его ждала неприятная обязанность — беседа с секретаршей. Ей следовало сообщить, что бессрочный контракт фирма с ней заключать не будет. И временный тоже. И вообще ничего с ней подписывать не будут, тридцать первого кончается испытательный срок — и привет. В этом отношении его фирма действовала безжалостно, и Кшиштоф смирился с этим. Другие конторы были не лучше.
Предстоящая беседа будет тягостной даже не потому, что придется отстаивать позицию компании, — Кшиштоф сам не любил женщин как работников. Просто славный будет подарочек девчонке к праздникам. Хорошо бы свалить вопрос на отдел кадров… но ведь какие-то приличия тоже надо соблюдать. И Кшиштоф взял тягостный разговор на себя.
На шепоток за спиной он старался не обращать внимания. Получалось не всегда. Взять хотя бы треп, случайно подслушанный в мужском туалете на втором этаже.
Голоса он из-за двери кабинки узнал. И заведующего отделом работы с потребителями быстренько перевели в Жешов. Тот, бедняга, так и не узнал, что переменой места работы обязан исключительно Кшиштофу.
Слова были обидные, но это ладно. Главное, в кабинке кончилась бумага. Попробуйте в таком положении вести себя достойно. То есть, конечно, следовало явить свой лик подчиненным, увидеть смертельный ужас в их глазах, повернуться и спокойно удалиться. Только Кшиштоф был лишен такой возможности.
— Наш председатель — вылитый жираф, — говорил голос шефа отдела потребителей.
— Жираф? Такое спокойное животное, никому не причиняет вреда, обалдел, что ли? — Кто-то из административного отдела, Кшиштоф привык не замечать людей, которым не повезло.
— Сам посуди: шея длинная, голову держит высоко, пьет родниковую воду, и она у него до-о-лго в желудок скатывается, удовольствие растягивает, а потом сладенькие листочки жует, и они по пищеводу ме-е-едленно так перемещаются. Понимаешь, кайф какой для животины?
Две струйки зажурчали одновременно, потом раздался шум спускаемой воды, и нескольких слов Кшиштоф не расслышал. Зато окончание фразы он разобрал очень хорошо. Завотделом здорово не повезло.