Книга Участь Эшеров - Роберт МакКаммон

По лесу брел Страшила.

На нем был траурный костюм из черного бархата и черный цилиндр. Лицо было желтое, как прокисшее молоко. Он нес косу, блестевшую при луне синим электрическим светом. Одним взмахом костлявой руки он скашивал перед собой кустарник. Те, кто его видели и уцелели, рассказывали, что его глаза сверкают как зеленые фонари, лицо расколото хитрой ухмылкой, а зубы заострены так, что можно порезаться.

Страшила умел ждать. Все время в мире принадлежало ему. Рано или поздно ребенок сойдет со знакомой тропинки или погоня за зайцем приведет его туда, где тени нависают, как могильные камни. И тогда он никогда больше не вернется домой.

Легко удерживая свое оружие, он нюхал ночной ветер в поисках запаха человека. Мелкие зверюшки в страхе убегали еще дальше в лес. Страшила стоял как статуя, и только его взгляд медленно скользил в темноте.

Он смотрел в сторону Гейтхауза, где спал мальчик Эшер. Мальчик Эшер опять приехал домой. Если мальчик Эшер и не выйдет играть завтра, то выйдет послезавтра. Или послепослезавтра. Он стоял под окном ребенка и смотрел наверх. Выходи, выходи поиграть, шептал он, как ветер в мертвых деревьях. Ты тот, кто мне нужен, маленький Эшер.

Когда Рикс заставил себя проснуться, его нервы были натянуты как струны. Он сел на кровати. Стены его комнаты были испещрены тенями деревьев, очерченных лунным светом. Он никогда раньше не видал такого яркого кошмара о Страшиле. Страшила в нем походил на Лона Чейни в фильме «Лондон после полуночи» – те же гипнотические глаза и зубы вампира. Пора кончать с этим ночным «созданием образов», сказал он себе. Это не способствует хорошему сну. Скрипнула половица.

У его кровати кто-то стоял, наблюдая за ним.

Прежде чем Рикс среагировал, а он был готов закричать, как ребенок, прокуренный женский голос сладко прошептал: «Ш-ш-ш! Это я!»

Пошарив, он нащупал выключатель и включил свет. Щурясь, посмотрел наверх, на Паддинг, жену своего брата.

На ней был прозрачный розовый пеньюар, облегавший ее тело так, словно она в нем искупалась. Сквозь материл просвечивали темные круги сосков и черный треугольник между бедрами. Она выглядела практически голой, как может быть голой женщина, не снимая одежды. Тяжелые светлые космы спадали на обнаженные плечи. На лице был толстый слой косметики, в том числе ярко-красная помада на губах и тени под глазами. У нее были темно-карие глаза, непроницаемые, как озера Эшерленда. С тех пор, как Рикс видел ее в последний раз, она прибавила в весе примерно десять фунтов, но все еще сохраняла дикое, грубое очарование. Ее фигура, затянутая в купальный костюм на размер меньше, чем нужно, принесла ей несколько лет назад титул «Мисс Западная Каролина». В Атлантик-сити она крутила бедрами на местном конкурсе, но не прошла даже в финал. Со своим эротичным ротиком, с полными губами она всегда выглядела так, будто умоляла, чтобы ее поцеловали, чем крепче, тем лучше. Но сейчас ее рот кривился в горькой усмешке, а на лице было мрачное выражение. Глаза были пустыми и встревоженными. Рикс почувствовал аромат духов, возможно «Шанель номер 5», исходивший от нее, но тот не мог перебить резкого запаха бурбона и ее тела. Паддинг воняла так, будто не мылась целую неделю, а то и больше.

– Что ты здесь делаешь? Где Бун?

– Бун сказал «бай-бай», – сказала она, и ее рот опять скривился в улыбке, – и уехал до утра играть в покер в этот свой чертов клуб.

Рикс посмотрел на свои наручные часы, лежавшие рядом на столике. Четверть третьего. Он протер глаза.

– Что случилось? Вы поссорились?

Она пожала плечами.

– Мы с Буном ссоримся время от времени. – Она говорила с сильным южным акцентом. – Он уехал около полуночи. Когда он проиграет все деньги и так напьется, что будет не в состоянии ехать домой, его положат там спать.

– У тебя что, вошло в привычку ломиться в чужие комнаты? Ты жутко напугала меня.

– Я не ломилась. Ломиться – это когда дверь заперта. – Ни у Рикса, ни у Буна, ни у Кэт в спальнях замков не было. Паддинг посмотрела на него и нахмурилась. – Ты выглядишь каким-то исхудавшим. Ты болел или как?

– Или как. Почему бы тебе не пойти спать в свою комнату?

– Я хочу поговорить. Я должна с кем-то поговорить, иначе у меня крыша поедет! – она грязно выругалась.

Все та же прежняя Паддинг, подумал Рикс. Если она пьяна, то может и шофера вогнать в краску.

– В чем дело? – спросил он.

– Если бы ты был джентльменом, то предложил бы мне сесть.

Рикс неохотно махнул в сторону кресла, но Паддинг предпочла сесть на край кровати. Пеньюар задрался, и Рикс заметил родинку в форме сердечка на ее левом колене. Проклятье, подумал Рикс. Его тело реагировало, и он согнул ноги в коленях, чтобы образовать из простыни тент между ногами. Паддинг нервно грызла ногти.

– Мне не с кем здесь поговорить, – захныкала она. – Они меня не любят.

– Я думал, ты дружишь с Кэт.

– Кэт слишком занята для дружбы. Либо она носится по поместью, либо сидит на телефоне. Один раз она проговорила с каким-то парнем из журнала целых два часа! Как вообще можно столько говорить по телефону?

– Ты еще и телефонные разговоры подслушиваешь?

Она гневно качнула головой.

– Мне скучно. Здесь абсолютно нечего делать, понимаешь? Бун своим чертовым лошадям уделяет больше времени, чем мне. – Она хихикнула. – Может, если мне надеть на спину седло, он возбудится, а?

– Паддинг, – устало произнес Рикс, – к чему все это?

– Ты… я ведь всегда тебе нравилась, а?

– Мы едва знали друг друга.

– Но то, что ты знал, тебе нравилось, не так ли? – Она прикоснулась к его руке.

– Думаю, да. – Он не отдернул руку, хотя знал, что надо бы. Он все более чувствовал себя мужчиной.

Паддинг улыбнулась.

– Я так и знала. Женщина всегда понимает. Ты знаешь, блеск в глазах мужчин и все такое. Ты бы видел тех мужиков в Атлантик-сити, когда я вышла на сцену. Ты бы услышал как у них затрещали штаны. Старые педерасты, вот кто голосовал против меня.

– Я думаю, тебе лучше вернуться к себе. – Он сморщил нос. – Когда ты в последний раз принимала ванну?