— И не собиралась! — возмутилась Гарриет. — Я абсолютно спокойна.
— Отлично. Да! Пока я езжу — не разузнать ли мне насчет разрешения на брак?
— Спасибо, не стоит беспокоиться.
— Ну и ладно, я на всякий случай спросил. Кстати, пока меня нет, не желаете ли поработать на общее дело и пообщаться с другими здешними танцорами? Возможно, удастся добыть какие-нибудь сплетни об Алексисе.
— А что, это мысль. Но мне понадобится приличное платье, если только его можно достать в Уилверкомбе.
— Берите винного цвета. Мне всегда хотелось увидеть вас в винноцветном платье. Они идут дамам с медовой кожей. Что за нелепое слово — «кожа»! «Медово-золотых кувшинок медово-сладкий фимиам»[41]. У меня на все найдется цитата — это экономит собственные мысли.
— Да провались он! — воскликнула Гарриет, внезапно оставшись одна в синебархатном холле. Затем вдруг сбежала по лестнице и вспрыгнула на подножку «даймлера».
— Что? — ошарашенно спросил Уимзи.
— Кларета, — ответил он. — Шато-марго 1893 года или около того. Год или два роли не сыграют.
Он приподнял шляпу и выжал сцепление. Гарриет повернулась, и тут ее окликнул смутно знакомый голос:
Перед Гарриет стояла та самая «хищная карга», которую она видела прошлым вечером в танцзале отеля.
Глава V
Свидетельствует невеста
Просил меня он стать его графиней.
Сегодня обещал за мной прийти,
Но эту я мечту похоронила.
«Трагедия невесты»[42]
Пятница, 19 июня
Гарриет почти позабыла о существовании этой женщины, но теперь, вспомнив тот эпизод до мелочей, удивилась собственной глупости. Нервное ожидание, рассеянный и восторженный вид, постепенно сменившийся капризным нетерпением, расспросы о мистере Алексисе, то, как она, огорченная, поспешно покинула зал. Теперь женщина выглядела такой старой, ее так портили страх и горе, что Гарриет из какой-то неловкой деликатности отвела взгляд и довольно резко ответила:
— Да, разумеется. Пойдемте ко мне в номер.
— Вы очень добры. — Женщина помолчала немного и, подходя к лифту, добавила: — Меня зовут миссис Уэлдон. Я тут живу уже некоторое время. Мистер Грили — то есть управляющий — хорошо меня знает.
— Все в порядке, — сказала Гарриет, догадавшись, что миссис Уэлдон дает ей понять, что она не воровка, не мошенница и не торгует живым товаром. Она в свою очередь попыталась дать миссис Уэлдон понять, что и не подозревает ее ни в чем подобном. От смущения Гарриет говорила несколько грубовато. Она предвидела надвигающуюся «сцену», а «сцен» она не любила. В угрюмом молчании Гарриет привела гостью в номер 23 и пригласила ее сесть.
— Это по поводу, — миссис Уэлдон упала в кресло, сжав костлявыми руками дорогую сумочку, — по поводу мистера Алексиса. Горничная рассказала ужасное… я побежала к управляющему, а он не захотел говорить… я видела вас с полицейскими… и все эти репортеры говорили… они указали на вас… О мисс Вэйн, пожалуйста, скажите мне, что случилось!
Гарриет прочистила горло и машинально стала шарить по карманам в поисках сигарет.
— Боюсь, у меня очень плохие новости. Так вышло, что вчера днем я оказалась на берегу и нашла там человека — мертвого. И насколько я знаю… к величайшему сожалению, это, судя по всему, мистер Алексис.
Нет смысла ходить вокруг да около. Это жалкое создание с крашеными волосами и изможденным размалеванным лицом должно узнать правду. Гарриет чиркнула спичкой и задержала взгляд на пламени.
— Это я и слышала. Что случилось? Сердечный приступ?
— Увы, нет. Нет. Кажется, они думают, что он… (как это помягче сказать?) сделал это сам (что угодно, только не «самоубийство»).
— Он не мог! Не мог! Правда, мисс Вэйн, тут какая-то ошибка. Наверное, это несчастный случай.
Гарриет покачала головой.
— Но вы же не знаете, откуда вам знать, что это совершенно невозможно. Нельзя говорить такие жестокие вещи. Он был абсолютно счастлив, он не мог этого с собой сделать. Зачем ему… — Миссис Уэлдон замолкла и смотрела на Гарриет жадными глазами. — Я слышала что-то про бритву. Мисс Вэйн! От чего он умер?
Тут уж помягче никак не скажешь. Даже длинного латинского названия нет.
— У него было перерезано горло, миссис Уэлдон.
(Простые слова беспощадны.)
— Ой.
Казалось, от миссис Уэлдон остались одни глаза да кости.
— Да, они сказали… они сказали… я не расслышала, не хотела переспрашивать… и все они говорили об этом с таким удовольствием!
— Я знаю, — сказала Гарриет. — Понимаете, газетчики — они этим живут. Они не нарочно. Это их хлеб с маслом, они не могут иначе. К тому же они ведь не могли знать, как это для вас важно.
— Не могли. Но это очень важно. Но вы — вам незачем выдумывать ужасные подробности. Я могу вам доверять?
— Вы можете мне доверять, — медленно проговорила Гарриет, — но это никак не мог быть несчастный случай. Я не хочу объяснять почему, но поверьте, нет ни малейшей вероятности.
— Тогда это не мистер Алексис. Где он? Я могу его увидеть?
Гарриет объяснила, что тело еще не нашли.
— Тогда это кто-то другой! С чего они взяли, что это Поль?
Гарриет неохотно рассказала про фотографию, предвидя следующую просьбу.
— Покажите ее мне.
— Это не слишком приятное зрелище.
— Покажите мне фотографию. Я не ошибусь.
Наверное, лучше сразу отмести все сомнения.
Гарриет медленно вытащила снимок. Миссис Уэлдон выхватила его из рук.
— Господи! О господи!
Гарриет позвонила в колокольчик, а затем, выйдя в коридор, подозвала официанта и попросила виски с содовой, покрепче. Получив виски, сама внесла поднос в номер и заставила миссис Уэлдон выпить. Потом достала чистый носовой платок и стала ждать, когда буря утихнет. Она сидела на подлокотнике и беспомощно гладила миссис Уэлдон по плечу. К счастью, кризис выразился в безудержных рыданиях, а не в истерике. Гарриет почувствовала, что начинает уважать миссис Уэлдон. Когда рыдания немного стихли, а пальцы стали ощупывать сумочку в поисках носового платка, Гарриет вложила в них свой.
