Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
А перед сном я сказала дочери:
– Я очень прошу тебя простить меня. Но пойми: истерика – это так стыдно… Ты должна быть леди, а вела себя как баба… Чувствуешь разницу?
– Да, мамочка, и ты меня прости.
С тех пор и по сей день я никогда не сталкивалась с истериками у младшей дочери. Правда, тогда в вечернюю жизнь нашей семьи мы внесли коррективы: папа, приходя с работы, не спускал Машу с рук, разговаривая с ней, обнимая и приласкивая.
Я ехала в машине, сидя за Алей, смотрела на ее затылок, на котором болтался вечный рыжий хвостик, и думала… Думала о том, что даже не представляю, где, в чем корни такой вседозволенности, такого нежелания и неумения контролировать себя, быть выдержанной и достойной… Я не знала, как росла эта рыжеволосая девочка. Не понимала, как ей помочь…
Вспоминала все случаи своих публичных слез…
Вот, помню, когда у меня на глазах моего щенка задавила машина, – плакала. Нет, рыдала.
Помню свои слезы при людях еще в родильном зале сразу после рождения и Егора, и Маши…
На похоронах дедушки… Уже когда гроб в могилу опустили, расплакалась…
Вот еще: однажды зимой шла по улице Прионежска, катила перед собой коляску, в которой спала годовалая Маша, вела за руку трехлетнего Егора и плакала, не стесняясь.
Я вышла тогда после очередного общения с чиновниками соцслужбы, где оформляла положенные мне на детей выплаты и где надо мной откровенно издевались, подхихикивая: «А теперь принесите нам справку про то, сколько заработал ваш муж за прошлый год… Он стоял на учете на бирже труда? Ну, принесите нам справку оттуда… Ну и что, что у вас двое маленьких детей? Есть распоряжение губернатора, и мы не можем отступить от буквы закона… Нет, мы не можем вам навстречу пойти. Если бы ваш муж, будучи мэром, шел навстречу всему городу, вы бы сейчас здесь не стояли…» Да… А я стояла, унижалась и пыталась добиться хоть каких-то выплат, потому что нам элементарно не на что было жить. Я не могла бесконечно скрывать от Андрея, который как семижильный вкалывал в Москве, что нам не хватает денег на лекарства для Маши… Я помню, как, выслушав эту отповедь от чиновницы соцслужбы, произнесла:
– Неужели в вас совсем не осталось ничего человеческого? – и расплакалась.
Ох, как они все забегали… Жена Сандакова плакала… Они совали мне в руки стакан с водой, причитая что-то про «ну что вы, зачем вы, сейчас мы все оформим, ну мы же понимаем – двое маленьких детей, муж судимый, не зарабатывает…»
Услышав последние слова, я моментально взяла себя в руки.
Успокоилась. И, конечно, еще дрожащим голосом, но сказала:
– Спасибо. За воду. И простите за минутную слабость. Завтра же все справки будут на вашем столе.
Я вышла из кабинета в абсолютной тишине, спустилась вниз, уложила Машу в коляску, застегнула куртку Егора и просто выпала из этого смрада на свежий воздух. Вот там-то и дала волю эмоциям. Но еще не дойдя до дома, привела себя в чувство. На морозе это было сделать несложно…
…Когда мы вышли из машины у аквапарка, я подошла к Але и тихо, но очень внятно произнесла:
– Еще раз закатишь такую истерику – я буду лечить тебя у психиатра. В принудительном порядке. Ты меня знаешь: я не шучу. И лечить тебя буду прежде всего ради твоих детей – внуков моего мужа.
Долгое время потом не было даже намека на слезы Алевтины. По крайней мере, в нашем присутствии.
Летом, как обычно в июне, мы поехали в Ялту. Конечно, Аля приехала к нам.
Какое это было замечательное время!
Я носила под сердцем долгожданного Ивана, рядом были мои чудесные и такие любимые детки. Полное ощущение счастья! Сколько же мы смеялись…
Именно со времен той поездки у нас есть любимая шутка: «Катя! Это не люди, это мы…»
А дело было так. Вечером мы возвращались из ресторанчика, расположенного на территории ближайшего к нашему дому санатория. Черная крымская ночь, звезды и огромная луна. Шли, все вместе держась за руки. Перед нами бежала наша такса. Мы старались не бояться. Когда вышли с территории санатория, стало совсем темно и жутко. Мы с Алей разговаривали с Машей и Егором, уговаривая их и, конечно, себя, что бояться нечего, а идти совсем недалеко:
– Посмотрите, перед нами люди идут, давайте их догоним… – предложила я.
Действительно, прямо перед нами виднелись силуэты людей. Меня несколько нервировало то, что наш боевой пес не лает на этих прохожих. Но ведь ему тоже страшно… И вот так же, как шли, держась за руки, мы побежали, догоняя этих людей. И вдруг Алька сдавленным голосом говорит мне:
– Катя, это не люди… Это мы…
Сюжет похлеще любого фильма ужасов. Оказывается, мы приняли за людей наши собственные тени!
Машка с Алькой визжали, Егор кричал, а я… хохотала! Даже сейчас вспоминаю эту историю и еле-еле сдерживаю смех.
Теперь каждый раз, когда мы проходим в Ялте это место, мы вспоминаем: «Катя… Это не люди… Это мы…»
И вообще в тот наш отпуск было много-много хорошего.
На экскурсии мои дети ездили втроем: Аля, Маша и Егор. Я спокойно отпускала их в любые путешествия.
Алевтина была внимательной и заботливой сестрой, а Егор с Марусей – послушными и души не чаявшими в старшей сестре детьми.
А еще мы устроили «креветочную вечеринку». Купили неимоверное количество креветок и сразу все сварили. Идея была одна: наесться так, чтобы больше не хотелось. В те дни как раз шел чемпионат Европы по футболу. В нашей семье уже давно заметили, что как только Аля начинала болеть за наших, они непременно проигрывали. Поэтому креветки старшая девочка ела, сидя спиной к телевизору.
Мы подолгу гуляли по набережной Ялты, любовались цветущей магнолией, я без устали фотографировала Алю и хвалила то, как она потрясающе выглядит.
Мы не переставали шокировать окружающих, когда с хохотом «раскрывали карты», отвечая на вопрос: «Скажите, кто из вас кому кем приходится?» Помню, одна знакомая, услышав ответ Алевтины и узнав, что Аля – моя падчерица, сказала:
– Потрясающе! Такой вариант я и предположить не могла! Вы, Аля, так похожи на Катю… Я допускала, что вы – мама и дочь, но Катя так молода… И я решила, что вы сестры… Хотя, с другой стороны, никак не могла понять: почему тогда похожи на Алю Егор и Маша? И склонялась к тому, что вы – все же мама и дочь.
– А мы и есть дочь и мама, – широко улыбалась Аля и обнимала меня.
Как всегда, мы много болтали с Алевтиной. Конечно, большую часть разговоров занимало обсуждение моей беременности. Почти каждый день, стоя у большого зеркала и рассматривая в нем себя, я спрашивала:
– Аля! Ну-ка скажи мне предельно честно: мой живот уже заметен?
– Конечно! Все точь-в-точь, как про это говорит наш папа: «Катя! Твой живот все видят на второй день беременности…» – хохотала в ответ Алька. А потом она звонила Андрею: – Папа! Когда ты приедешь, ты обалдеешь: сначала идет живот, а за ним наша Катя…
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
