Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Одетый с иголочки, гладко выбритый, с неподдельной улыбкой к белой трибуне подошел Иванов. У него была отличная память, и он прочитал речь без бумажки, обратившись к присутствующим:
— Дамы и господа, коллеги! Всех собравшихся сегодня в Екатерининском зале Кремля объединяет любовь к своему делу, авторитет и талант. Вы обладаете теми чертами, которые помогли воплотить в жизнь самые смелые, амбициозные проекты. Успех каждого из вас — неотъемлемая часть достояния страны. Мне приятно, что здесь представлены широкие слои знаний: науки, экономики, культуры. Это говорит о мощи России[1].
— Также о мощи России говорит тот факт, — продолжил он, — что в этом зале присутствуют люди, от которых напрямую зависит безопасность нашей страны: люди гражданские и военные, которые рука об руку ведут беспощадную борьбу с преступностью.
Эта часть речи касалась нас с Аннинским, и я невольно приосанился — как будто бы Виталик был рядом…
Дальше я не слушал Иванова, не смотрел на тех, кому он вручал награды. Я делал попытки проникнуться духом истории этого дворца, названного в честь царицы. Но у меня ничего не получилось. В этом дворце не осталось ни одного призрака из далекой эпохи. Они, как пенаты, опекавшие благополучие всего государства, сбежали от многочисленных реконструкций, ремонтов, обилия торжественных мероприятий, превратившись в сверхъестественных бомжей. Я видел декорацию дворца, не более того, и не удивился бы, заглянув сюда через полчаса: другие пропорции зала и отделка, и даже его название.
Мой отец был художником. Он мог стать известным мастером, но не стал им. А неизвестный художник — это насмешка, неопределенный жест, гадания на кофейной гуще: кто же он, откуда его корни, у кого он учился мастерству, не самородок ли он? Любому художнику нужно имя. Моему отцу, наверное, не хватило напористости, и его хватило лишь на преподавательскую деятельность в художественной школе. Он не жалел об этом — я точно знал. Чего не скажешь обо мне.
Список лауреатов содержал пятьдесят четыре фамилии, я оказался в самом конце списка. Я потерял счет времени и вообще потерялся в пространстве Екатерининского зала. И вот в нем прозвучал усиленный динамиком голос диктора: «Орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени — за укрепление законности и правопорядка — награждается Баженов Павел Ильич». Я встал и пошел так, как будто оставил костыли на попечении соседа. Деятели науки, экономики и культуры смотрели то на меня, то на свои роскошные наручные часы, демонстративно подгоняя меня, как быка с биркой в ухе: «Пятьдесят четвертый, давай шустрее!» И я вдруг пожалел о том, что отказался толкнуть речь, и сейчас был готов выступать до первого обморока какого-нибудь деятеля науки.
Я развернулся лицом к Иванову и склонил голову. Шелковая лента коснулась моей головы, шеи. «За укрепление законности и правопорядка», — натурально приговаривал Иванов. Он походил на продавца пирожного: «Вот, с медовым кремом, пожалуйста, очень вкусно и полезно». Во всяком случае, я по выражению его лица и голоса увидел и услышал именно это. Я поправил орден на груди, чувствуя себя олимпийским чемпионом. Иванов пожал мне руку: «Поздравляю!» Потом мы оба повернулись в сторону аудитории. Защелкали фотокамеры пресс-службы Администрации, прозвучали аплодисменты. Я собрался было вернуться на свое место, но меня поджидала приятная и торжественная неожиданность, этакая хлопушка с сюрпризом.
— За укрепление законности и правопорядка, за проявленные отвагу и мужество орденом «За заслуги перед Отечеством II степени» награждается Аннинский Виталий Валерьевич — посмертно. Награду получает вместо награжденного Баженов Павел Ильич.
Эта была трогательная сцена, и автором ее являлся Гутман. Я увидел его, когда во второй раз повернулся к залу для очередного снимка. Он был к конце зала, кивнул мне, как бы говоря: «Все правильно, так и должно быть».
А дальше… Дальше мы пили шампанское и перебрасывались шутками. Я не состоял на службе, потому мне вручили медаль без изображения мечей. Виталию Аннинскому — с мечами. Но скоро я бросил измываться над святынями. Мне была дорога эта награда, и я заслужил ее. Преисполняясь гордостью после второго бокала шампанского, я жалел только об одном: что рядом со мной нет моего единственного друга…
Глава 7
Перекресток Сошиной
Этот пятничный октябрьский день выдался прохладным. Листок перекидного календаря подрагивал, как от сквозняка. Я надел лучший костюм с чистошерстяной тканью верха. Сегодня джемпер нейтрального бежевого цвета показался мне исподним, и я отказался от этой теплой кофты. Я редко надевал плащ, еще реже — в сочетании с классической шляпой, хотя мне нравился такой образ, соответствующий моей профессии. Мне казалось, люди глазели на меня и рыскали в поисках скрытой видеокамеры. В общем, я отказался от образа Перри Мейсона и выбрал для этого холодного дня легкое однобортное пальто с тремя пуговицами. Обувь — для меня это особая тема. Я не мог позволить себе очень дорогую, и выбор мой был стандартным: цена — качество. Следить за состоянием обуви меня научила армия, и мои ботинки всегда были в безупречном состоянии.
Поездка по запруженным улицам столицы утомляла и раздражала меня, и я пользовался автомобилем, только когда это было оправданно и необходимо. На мотоцикле, понятно, я к судье приехать не мог. На станции метро «Новогиреево» я направился к западному выходу, где был эскалатор, работающий только на подъем. Обычная, ничем не примечательная станция, колонны которой отделаны мрамором и украшены разноцветным фризом, скрытые в ребристом потолке светильники, гранитный пол. К такому скромному оформлению нетрудно привыкнуть даже гостям столицы, которые в основном внимание обращают на информационные табло: переход на другую станцию, выход к станциям и улицам. И вот передо мной шестиэтажное здание суда.
Оглядевшись в холле, я подошел к стойке дежурного, лет двадцати пяти прыщавого парня:
— У вас есть внутренний телефон?
— Да, только телефон для внутреннего пользования, — автоматически поправил он меня и пододвинул мне список телефонов судей, их помощников, работников канцелярии. — Телефон напротив.
Трубка телефонного аппарата была порядком засалена, и мне пришлось пожертвовать носовым платком, протерев трубку и повертев им в отверстиях диска. Я стал брезгливым только сейчас, когда начал вживаться в роль важного человека. А буквально неделю назад я лежал на заплеванном полу, делал снимки и записывал стоны оплаченного секса. И я подумал о той скорости, с которой способен меняться человек. Если бы меня вчера официально включили в состав президентской команды, я бы попросил сюда помощника председателя суда с его личным носовым платком. Но слава богу, чуда не произошло, и я только играл роль важного человека.
Переговоры с секретарем Сошиной заняли несколько секунд. Несколько минут ушло на оформление пропуска, и вот я вначале слышу голос спешащего куда-то секретаря, представившего меня на скорую руку: «К вам Баженов Павел Ильич», потом — впервые вижу кусок нервов, завернутый в мантию. Этот сверток осталось бросить на весы и продать какому-нибудь гурману-каннибалу. Мои глаза выразили легкую иронию, и эта мимика не укрылась от Сошиной.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
