Струна плоти натянулась, спихнув лампу со стола.
— Что а — что напоминает мне о том времени, ха-ха.
Заплываю в бар, притворяясь, что недавно разлюбил наповал, чтобы мне сочувствовали все подряд, представь, достаточно напившийся их жалостью, чтобы уронить процесс в поток харкоты и одиннадцать ударов в верхнюю часть лица от Боба, пока. Эдди держал мои руки так далеко от места действия, что они сломались в плечах. Хотя, Божьей волей, эта ночь надолго врезалась мне в память. Какой человек не запомнит свой двадцатый день рождения? Слава Богу, на более дикий штык я не целился. Любимая?
Она нацепила вену на картинный крючок, снова сняла и, в конце концов, линчевала её на дверную ручку.
— Видела фильм на следующий вечер? Японский ядерный монстр. Ходил, словно карлик в мешке. Чтобы завоевать человечество, он склонил голову в попытке остановить толпу, но он был черепахой, и я просто расхохотался, а ты? Солнышко?
Она выскальзывала сквозь узкую щель двери.
— Я. Я расскажу тебе сказку. Дорогая? Крошечный семтексовый человечек с блестящим затылком спал в ящике спичечной коробки. Был он вечным. Его голова съёжилась, как штаны в пантомиме. А… потому что он, наконец, умер. Ну да… не самая забавная сказка, признаю, однако, — дверь щёлкнула, захлопываясь, — знаешь, о чём я — своеобразие хищников, массаж лезвием, подбородочное телевидение, видовая банда, голубое бухло, проблемный телефон, задумчивый шериф — следишь за мыслью? Осторожнее, что ты там делаешь, детка?
Детка? — я кричал в гордом одиночестве. — Ты ещё улавливаешь смысл?
Вена зазвенела, как леска, натянув мою кожу, как палатку. Выдержит ли она?
И я вспомнил, Эдди должен был приехать на матч. Хватит ли его на это?
Его хватило, и когда он открыл дверь, вся система поехала по блокам, вырывая мою сердечно-сосудистую систему, пока сердце не вырвалось из груди и поехало рывками по полу, как рыба на суше. Руби давно и след простыл.
Она позвонила мне через год. Спросил, где она была.
— Я в отеле, как тебе и говорила. Я в отеле набиваю пианино долларами. Косяки усиливают радость от созерцания.
Старая добрая Руби. Пускай ничто не рвёт паутину в твоей могиле.
Случай с сердцем и остальные дела натолкнули Эдди на мысль — после краха галереи он был в поиске новой аферы, и снизошло на него прозрение. Украл огромный аквариум и пару рыб фугу, которые пялились на него, словно ожидали глубины ума или, как минимум, еды. — Я продам этих крошек в больницы, и будет мне радость.
— Больницы.
— Ага, пускай используют как манжеты в тонометре — посмотри. — И он вытащил одну посадочной сетью. Растянул рыбу, обернул вокруг плеча и связал струной. — Мощно, — сказал он, сияя от счастья.
— И как ты собираешься мерить давление?
- А?
— Где шкала, точность, Эдди?
— Точность.
В следующий раз, когда я пришёл в лабораторию, аквариум исчез, и ни слова о нём не прозвучало. Эдди был затянут в белое.
— Что ты делаешь, Эдди?
— Анализирую пену изо рта Боба.
— Это мудрая мысль?
— Ну, к твоему сведению, я как раз обнаружил, скорее слишком поздно, что нет. Видишь светящееся пятно на столе? И дерево под ним как бы разъедено? Там я пролил немного материала. Вызови бригаду пожарников, брат, или мы, считай, покойники.
Потом была челюсть коровы, и он божился, что она добавит десять миль на галлон среднему семейному автомобилю.
— Рот болтается по бензобаку, великолепно.
— И что делает?
— Хитрость для езды, в таком ключе. Пузырьки, вот в чём фишка. Я опупел, пока забил скотину.
- И?
— И… всё.
Боб, конечно, ушёл от расплаты. При его избавлении появился рассветный свет, укорачивая тени, что его и восхитило. Может ли над тем холмом оказаться что-то кроме динозавров?
— Не было динозавров, — жаловался он позже. — Серьёзно, ни одного.
— Мы были заняты, брат. Считали ворон.
— Но динозавры же, а? Ставлю всё, что хочешь, эти твари умеют говорить.
— Друг с другом?
— А с кем ещё? С деревьями?
- Я говорю с деревьями.
— Ты не типичный человек.
— Они тоже. И поэтому они ушли навсегда.
Удивительно, они с Эдди объединили преступные усилия — Боб сляпал паззл с капсюлями и таймером.
— Усни — и паззл взорвётся.
— И это твоё представление о ходком товаре.
— Зато он работает.
— Моя жопа тоже.
— А разве ты её не продавал всем подряд?
Аргумент, который я выдвинул в свою защиту, заскрипел и потрескался, так что в качестве отвлекающего маневра я напомнил Эдди о случае, когда он привязал собственную задницу к хвосту пассажирского поезда.
Он посмотрел на меня пустым и нераскаявшимся взглядом.
— Когда я пристегнул жопу к поезду, меня потащило, сначала медленно, потом быстрее, по рельсам.
— Я в курсе. А чего ты ждал?.
— Чего-то волшебного.
— Волшебного. Типа чего?
— Некоего психического протеста. Прорыва.
— Подозреваю, что прорыв имел место быть, только не психический. У тебя семечки в арбузе есть? В смысле в голове? К чему это я? Я к тому, что больше так никто не поступает.
— Никто?
— Объясняю тебе, брат, чтобы ты знал — никто больше не занимается такой психопатологической фигнёй, даже если им заплатят. Ты же подозревал что это ненормально?
— Только когда люди на перроне начали кричать и тут же отрезать свои крики хлопая в ладоши перед ртом.
— Так что на самом деле они издавали отдельные взвизги?
- Да.
— А потом хлопала рука? Слава Богу, брат, ты получил тогда урок. Ведь получил же, правда?
— Да, брат. Получил… — и он, исполненный стыда, обвис.
- Ну?
Он застенчиво забормотал, болтая головой.
— Я понял что человек должен получать удовольствие при каждом удобном случае.
— Я разочарован, Эдди. Не ради тебя, но ради человечества. В конце концов, ты дышишь нашими драгоценными газами, грубая копия человека. Бог, должно быть, смеялся тебе в лицо, когда его делал. Подкожные ответы и ужасающие куртки, Эдди — не жди ничего красивее.
Эдди не ответил на подначку, но я знал, что он точит нож — в голове, естественно. Мы несколько дней ничего не слышали от него, потом получили телеграмму.
ВЗРЫВ ДИРИЖАБЛЯ ТЧК ЖАЛЬ ВАС НЕ БЫЛО ТЧК ЭДДИ ТЧК
