Она засмеялась, на редкость обрадованная.
– Конечно, ты можешь приехать! Это будет замечательно. Уж чего-чего, а места у нас предостаточно. Но захвати побольше теплой одежды. Здесь настоящая Арктика.
Когда вошел Люк, волоча за собой замурзанного маленького мальчика, оба замерзшие, но донельзя довольные собой, Джосс уже улыбалась, помешивая суп в огромной кастрюле.
– Дэвид приезжает послезавтра, – сообщила она.
– Прекрасно. – Люк взял Тома под мышку, поднес его к раковине и взялся за мыло. – Приятно будет повидаться. Можно не сомневаться, что он привезет нам кучу новостей из старого доброго Лондона и относительно последних достижений цивилизации. – Он хихикнул, размазывая мыло по ручонкам сына, а Том весело смеялся. – Он не заставит тебя жалеть о том, что ты потеряла? Что гниешь теперь тут в деревне?
Она покачала головой.
– Не-а. Если я захочу вернуться, я всегда могу заняться каким-нибудь исследовательским проектом и в перспективе написать книгу о том, что было тысячу лет назад. Или что-нибудь попроще и поближе. Например, книгу, о которой говорил Дэвид. Надо будет с ним об этом поболтать. – По правде сказать, она в последнее время много думала о предложении Дэвида.
Джосс взяла мельничку для перца, покрутила ее над супом, помешала его деревянной ложкой и села у кухонного стола.
– Ты не спросил меня, как прошла встреча с Мэри Саттон.
Люк поднял брови.
– Я понял по твоему виду, что и хорошо и плохо. Хочешь рассказать?
– Оба моих маленьких брата умерли здесь, Люк. В результате несчастных случаев.
Она смотрела на Тома, ей внезапно захотелось взять его на руки. Как может мать пережить смерть двух сыновей?
– С Том-Томом ничего не случится, Джосс. – Люк всегда умел читать ее мысли. Он резко сменил тему. – Кстати насчет Том-Тома и твоих творческих планов. Как ты думаешь, не стоит попросить Лиин приехать и помочь нам за ним присматривать? Вроде как работать на нас. – Он вытер руки Тому и подтолкнул его к Джосс, слегка шлепнув по попке.
Джосс протянула руки к сыну.
– Ты имеешь в виду, пока она не нашла работу? Она прекрасно ладит с Томом, да и нам помощь не помешает, хотя мы сможем платить ей очень немного, только на карманные расходы. Я же смогу тогда плотнее заняться домом. – Она улыбнулась. – И написать бестселлер.
– Я не шучу, Джосс. Нам нужны деньги. Ты ведь раньше печаталась. Я уверен, что у тебя получится.
– Раньше были научные журналы, Люк. Они больших денег не платят. Да еще несколько коротких рассказов.
Он улыбнулся.
– Небольшие деньги тоже пригодились бы. Мне думается, тебе стоит попробовать. Мы не должны отказываться ни от чего, что помогло бы нам прокормиться до будущего года, когда мы сможем заняться огородом, виноградниками, может быть, организовать пансионат, мастерскую по ремонту машин, а, если удастся, получить кредит, – он разложил перед ней бумаги, – то и питомник лекарственных трав, игровую группу и станок для печатания фальшивых денег.
Она засмеялась.
– Я рада, что тебя не слишком высоко заносит. Налей мне вина, и мы выпьем за компанию «Грант, Грант и Дэвис индастриз». Она посадила Тома на колени и поцеловала его волосы, поморщившись от запаха машинного масла, мыла и грязи. – Вам не мешает выкупаться, молодой человек.
Том повернулся к ней и ослепительно улыбнулся.
– Том пойдет плавать в озере.
Джосс оцепенела. Ее руки сжали ребенка, и внезапно перед ее глазами возник образ другого мальчика, маленького мальчика, который ловил головастиков.
– Нет, Том, – прошептала она. – Не в озере. Ты не будешь плавать в озере. Никогда.
9
– Люк?
– Гммм.
Сидя за письменным столом ее матери, Люк просматривал бумаги. Они уже поужинали и принесли с собой остатки вина, чтобы выпить его перед камином. Джосс сидела на ковре, подбрасывая прутики в жадный, потрескивающий огонь. Снаружи, за шторами, в молчаливом саду царил настоящий мороз.
– Мне кажется, раз в погребе полно вина, мы можем позволить себе открыть еще одну бутылку, разве нет? – Рядом с ней стояла коробка с письмами, которую она извлекла из-под стопки штор в одном из ящиков своего шкафа. Они были перевязаны бечевкой. На коробке значилось: Бурн и Холлингсворт. На дате почтового штемпеля – 23 сентября 1937 г. Адресованы письма были Джону Данкану, эсквайру, Белхеддон-Холл, Эссекс.
– Можем. Но кому-то надо за этой бутылкой сходить.
– Вот ты и сходи.
Он засмеялся.
– Давай сходим вместе. Нам ведь придется спуститься вниз.
– Ох! – Она закусила губу.
– Да не трусь ты, Джосс. Там есть электрический свет и сотни прекрасных бутылок. Крыс нет.
– Да не боюсь я крыс! – с негодованием воскликнула Джосс.
– Тогда порядок. – Люк бросил ручку и встал. – Пошли.
– Давай я лучше принесу из кухни штопор.
– Джосс…
Она смущенно пожала плечами.
– Дело в том, Люк, что один из моих братьев умер, свалившись с лестницы в погреб.
Он снова сел.
– Да что ты, Джосс. Почему ты мне не сказала?
– Я узнала об этом только этим утром от Мэри Саттон. Но в последний раз, когда мы туда спускались, я что-то почувствовала, что-то пугающее.
– Только запах плесени и сырости, Джосс. – Он говорил мягко. – Что может пугать в смерти маленького мальчика? Печально, но все случилось так давно. Теперь здесь мы, нам нужно сделать дом счастливым.
– Ты так думаешь?
– Иначе зачем бы твоя мать тебе его завещала?
– Я не уверена. – Джосс обняла руками колени, не сводя глаз с пламени. – Она завещала его мне, потому что так пожелал мой отец. – Она покачала головой. – Странно. Он представляется мне такой туманной фигурой. Никто о нем ничего не рассказывает. Такое впечатление, что никто его и не помнит.
– Он умер гораздо раньше твоей матери, забыла? Наверное, в этом все дело. – Люк снова встал. – Пошли. – Наклонившись, он взял ее за руку и поднял на ноги. – Мы найдем бутылку лучшего вина Филипа и напьемся. Пока Том спит, и мы одни в доме. Как тебе идея?
– Нравится. – Она встала на цыпочки и поцеловала его.
Ключ торчал в двери. Люк повернул его, нащупал в темноте выключатель и щелкнул им, разглядывая ведущие вниз деревянные ступени и стеллажи с пыльными бутылками. В погребе было очень холодно. Он осторожно спустился по ступеням впереди Джосс и подождал ее внизу.
– Порядок?
Она кивнула. Воздух казался странной смесью чего-то застоявшегося и свежести – неподвижность и мрак могилы, через который пробивался чистый аромат зимнего сада.
