Александр выпил залпом кружку отличного вина — оно не шло ни в какое сравнение с базарным, и принялся рассказывать о том, что произошло, пока все находились под гипнозом. Брат Херес между тем тоже продегустировал этот напиток, потом ещё раз — видимо, с первого раза не разобрал вкус. Когда рассказ подошёл к концу, Сергей и Персиваль переглянулись.
— Никакого красного монстра там не было! — в один голос заверили они. — И коричневой крови тоже. Только воронка! Зато свежая.
— Не было, — подтвердил брат Херес, вытирая рот рукавом. — Красный демон — это ересь!
— Получается, — саркастически заметил Александр, — что я обожрался карда и сражался с тенью, да? Спросите у Борнссона, в кого он стрелял и видел ли красное страшилище?
Рейдеры так и не успели разобраться с этим вопросом, потому что высокие двустворчатые двери отворились и вошёл слуга. Он встал в стороне от входа, и теперь был виден другой человек, одетый в простую без украшений белую тунику. В руке он держал свиток бумаги или, скорее, папируса, со свисающей с него на верёвочке печатью.
— Правитель больших и малых народов, властитель Корва и владетель всего междуречья, царь Пеззон четвёртый ждёт вас на аудиенцию. Прошу идти за мной.
Он развернулся и неторопливо вышел в коридор, поджидая гостей. Персиваль помог Александру подняться — у того всё ещё шумело в голове от карда, и рейдеры двинулись вслед за дворецким. Брат Херес, успевший за короткое время произвести шесть дегустаций, побрёл за остальными, иногда икая на ходу.
«Наверное, кто-то меня вспоминает, — предположил он. — Может быть, это та рыженькая торговка, с которой… И-ик… Нет, не она…»
Александр думал, что их заставят проторчать не меньше двух часов в ожидании аудиенции, как он знал об этом из книг или телестерео, но ошибся. Едва только дворецкий вошёл в залу и объявил о прибытии гостей, как их тут же пригласили войти. Два чёрных как смоль кушита, стоявшие на страже у тяжёлых, обитых бронзовыми накладками дверей, отодвинули копья в стороны, давая проход. Внутри тронного зала Александр намётанным глазом насчитал человек двадцать телохранителей у окон, портьер и трона. Ещё столько же было визирей и советников царя, одетых в самые разнообразные одежды, а из их головных уборов можно было организовать нехилый магазин по продаже чалм и тюрбанов. Центральное место в зале занимал трон из слоновой кости, оправленный в золото и серебро и украшенный огромным количеством драгоценных камней всех цветов и размеров. Макс Нубо склонился к Королёву и прошептал на едином языке:
— Мне кажется, что в это сидение вмуровано больше половины государственной казны. Может, устроим маленькую революцию и займемся экспроприацией…
Сергей, не меняя выражения лица, так же шёпотом ответил:
— Глаз вырву!
Алан Уорд по кличке Вырви Глаз вопросительно обернулся к командиру абордажников.
— Нет-нет, это мы между собой, — успокоил его Сергей.
Макс признал свою идею непопулярной и теперь издалека любовался троном, не обращая внимания на его обладателя, хотя следовало бы сделать всё наоборот.
Царь Пеззон имел представительную внешность, которая вполне соответствовала его характеру. Чуть с горбинкой нос, тёмные умные глаза, суровые складки вокруг рта — всё говорило о том, что он был сильной личностью. Судьба обошлась жестоко с этим правителем. Тринадцатилетним мальчишкой он лишился родителей, когда приспешники культа «Белого Вогна» пытались произвести дворцовый переворот и посадить на трон своего ставленника. Амар Хоптех, впоследствии ставший Пеззоном четвёртым, тогда спрятался в груде окровавленных простыней, придвинув сверху тело мёртвого раба. Наутро верные царю войска вымели изменников из дворца и перебили их. И он, ещё вчера не помышлявший о власти, неожиданно стал правителем огромного и сильного государства.
Едва князь Аламы и гистанский шейх Борджед узнали о случившемся, как тут же нарушили мирные договоры и двинули свои войска на Корв, отхватив по изрядному куску соседской территории. Не по годам умный Пеззон, чтобы сохранить армию, подписал позорный договор, по которому захваченные земли навечно переходили в пользование нынешним владельцам. Это чуть не привело к бунту знати, но Пеззон предусмотрительно увеличил жалование всему армейскому составу — от рядовых солдат до полководцев, благодаря чему удержал кормило власти в своих руках.
Полтора года спустя войска под предводительством самого Пеззона неожиданно напали на Аламу, выбили горцев из захваченных земель и осадили ещё два их города. Шейх Гистана увидел в происходящем возможность безнаказанно пограбить беззащитные границы соседнего государства, но он жестоко просчитался. Пеззон руководил осадой горского поселения, когда к нему пришёл неизвестный, назвавшийся посланником Оракула, и сказал всего одну фразу: «Борджед идёт к Радужной долине», вышел из шатра царя и… исчез. Охрана клялась, что из шатра вообще никто не выходил.
Пеззон тогда призадумался. С давних времен по междуречью ходили слухи об Оракуле, провидце настолько правдивом, что ни одно его предсказание не было ошибочным. Он не находился на службе ни у правителей, ни у богов, а являлся служителем Великого Равновесия между Порядком и Хаосом. Оракул был высшей инстанцией, к которой обращались в последнюю очередь, когда идти уже больше некуда. Рассказывали истории, что в те мифические времена, когда Сэт убил своего брата, именно Оракул склонил чашу весов не в его пользу, после чего Сэт был заточён в тюрьму и уже оттуда пытался пакостить всем, до кого мог дотянуться.
После бессонной ночи Пеззон всё же решил идти к Радужной долине, хотя и понимал, что посланник мог оказаться простой уловкой врага. Но тот способ, которым посланник ушёл, а лучше сказать — исчез, из расположения войск, говорил в пользу версии о настоящем Оракуле. Пеззон оставил пехоту продолжать осаду городов, а конницу и боевых верблюдов двинул к границе с Гистаном. Борджед не мог предположить, что Пеззон, по донесениям шпионов, занятый на осаде аламских городов, вдруг окажется в другой части государства, но бой принял. После битвы двух армий Радужную долину можно было назвать Кровавой долиной, ибо более трёх тысяч гистанцев навечно остались там, включая самого шейха Борджеда. Вот так за один год Пеззон отвоевал обратно свои земли, а заодно прихватил немного чужих как компенсацию за понесённый ущерб.
С тех пор прошло тридцать лет, но, как ни старались Гистан и Алама отобрать свои владения обратно, все их потуги были напрасны. Случались войны, но победителей в них не было. Корв по-прежнему оставался сильным государством при мудром царе. Конечно, Александр не мог знать всего этого, но он был немного физиономистом, и того, что увидел на лице царя, оказалось для него достаточно. Морозов сделал знак своим спутникам, чтобы они оставались на месте, а сам прошёл вперёд по мягкому ковру. Не доходя пяти шагов до двух телохранителей, он остановился и склонил голову в знак приветствия. Плешивый советник, стоящий справа от трона, зашипел:
— Падай ниц, нечестивец!
Александр проигнорировал его замечание и сказал:
