Чуть погодя Цео встал и, шаркая лапами, подошел к окну, из которого открывался такой же изумительный вид на море, как и с тайного местечка Нопилея на крыше.
— Подойди сюда, встань рядом, — позвал Цео Нопилея.
Тот минуту колебался, прежде чем выпрямить лапы и подойти к деду.
— Сын мой, то, что ты сделал, — это плевок в лицо всей Корпорации. Теладийскому народу. Разве не так?
Молодой телади смущенно молчал. Перед окном, громко крича, с ветром боролась одинокая чайка. Она демонстрировала свое летное искусство, закладывая головокружительные виражи.
— Нопилей, может быть, тебе покажется странным то, что я тебе сейчас скажу. Но ты мне нравишься — мои симпатии и мои сердца всегда с тобой!
Нопилей ошеломленно повернул голову и вопрошающе взглянул на Цео. Чешуйчатый гребень стареющего телади полностью выпрямился. Иземада ответил на взгляд Нопилея, потом весело фыркнул и снова обратился к отважным пикирующим полетам чайки.
— Такие телади, как ты, о мой Нопилей, дают мне надежду на то, что наш народ в одну прекрасную тазуру станет чем-то большим, перестанет быть только самой мощной финансовой державой во Вселенной. Я знавал теладийских героев, поэтов, музыкантов и изобретателей! Ты не поверишь, чего я только не видел за эти долгие деказуры. В тебе, мой молодой друг, есть понемногу ото всех, от авантюристов и героев, но прежде всего — ты умеешь шутить и веселиться!
Нопилей все еще молчал. Он мог бы кое-что возразить, но тот факт, что Цео видел в нем единомышленника, оказался настолько неожиданным, что у него буквально отнялся язык.
— Мы — телади, о сын моего сына Нопилей, — продолжал Цео, — у нас по два желудка, по три сердца, но у нас есть и чувство юмора, наши чешуйчатые гребни умеют очень выразительно разговаривать! Мы обладаем и разумом, таким великим и вместительным, что ему нет нужды скрываться от других народов Вселенной. И все же мы предпочитаем оставаться народом купцов и ящеров-финансистов.
Сын мой… — Цео Иземада бросил взгляд на чайку и положил лапу на плечо Нопилея. — Я — Цео, Председатель Корпорации Телади. Если все будет идти так хорошо, как до сих пор, я надеюсь остаться им еще на несколько деказур. Видишь ли, я хотел бы увидеть народ Телади, свободно принимающим решения. Стать садовником или заботиться о красоте чешуи, карикатуристом или корреспондентом, ученым или… кем угодно стать по собственной воле! Но я вынужден придерживаться обычаев и законов нашего народа и смогу только очень медленно, шажок за шажком, расширять горизонты. Ты ведь понимаешь меня?
— Да, дедушка Цео, думаю, что понимаю. Меня только удивляет, что ты, из всех телади именно ты, так думаешь!
— Тшш… Я же Цео, сын мой. Кто же, если не я, должен быть мудрее других и думать больше, чем другие? Но есть еще кое-что, что ты должен понять. То, что ты сделал, требовало мужества, и это достойно уважения. И все же я не могу оставить твой поступок без внимания и не наказать тебя. Если бы я повел себя так, мои мыслительные способности были бы подвергнуты сомнению. Возможно, через несколько деказур многие телади будут думать так же, как ты, — я бы только приветствовал это!
Нопилей напряженно ждал, что за этим последует. Цео ничего пока не сказал, но Нопилей знал, что именно здесь и сейчас будет вынесен приговор. Приговор, который определит всю его дальнейшую жизнь.
— О сын моего сына. К сожалению, у меня связаны лапы, я — Цео и должен поступать соответственно своему положению и установленным порядкам. У меня не остается выбора, я должен подвергнуть тебя изгнанию.
Нопилей вздрогнул. Не то чтобы он так уж любил свой инкубатор. Но как он останется без дома, без кредитов, без Сизандры, наконец, без всех остальных?..
— Я знаю, что ты чувствуешь, — продолжал Цео. — Через несколько мазур ты достигнешь своих двенадцати солнц, станешь совершеннолетним и сможешь официально заботиться о себе сам. До того времени я предоставлю в твое распоряжение маленький кораблик, но у меня есть одно условие, о сын моего сына Нопилей.
— Какое, дедушка?
— Я хотел бы, чтобы ты был поосторожнее и регулярно связывался со мной. Ты — будущее, сын мой, пусть даже лишь я один пока понимаю эту простую истину. Когда-нибудь, возможно, придет та тазура, когда ты станешь новым Цео. И мне бы очень хотелось, чтобы ты дожил до этого события. Да и кроме того, — добавил Цео Иземада с легким шипением, — я бы сильно желал сам увидеть это.
Какое-то время в помещении стояла тишина, и Нопилей с покорностью ждал, что же еще скажет ему старший.
— Мое решение вступает в силу с этого момента. У тебя есть немного времени, чтобы попрощаться с твоим яйцебратом, с товарищами и собрать вещи. Завтра вечером тебя заберет шаттл и доставит на верфь в системе Зейсвел. Там сейчас ремонтируют и обновляют мою личную яхту. До поры до времени она будет находиться в твоем распоряжении. И пусть она доставляет тебя туда, куда будут стремиться твои сердца.
С этими словами Цео склонил голову набок и почти незаметно подмигнул своему яйцевнуку. Затем твердыми шагами направился к двери и вышел из класса, ни разу не оглянувшись.
Нопилей еще немного постоял у окна, глядя на море, но не видя его. Он никак не мог осознать случившееся, в его голове проносились обрывки воспоминаний и непонятные чувства: имена, события и ощущение того, что впереди его ожидает огромная черная дыра, готовая незаметно и тихо поглотить его. Если бы телади могли плакать, то в этот момент из его желтых глаз ящера градом катились бы слезы.
Чуть погодя он услышал, как открылась дверь, и почувствовал, как его яйцебрат Сизандра положил руку ему на плечо.
ГЛАВА 11 Оптимист верит в то, что этот мир — лучший из миров. Пессимист опасается, что так оно и есть.
Роберт Оппенгеймер
Верфь представляла собой огромное, похожее на строительные леса сооружение, сразу же напомнившее Нопилею ловушку нимсу, которая могла захлопнуться в любой момент. Нимсу были маленькие, глупые, но невероятно юркие ящеры-грызуны, которые могли у любой теладийской семьи обобрать и съесть все водоросли с чешуи. Нопилей представил себе гигантского нимсу, такого большого, что он как раз поместился бы здесь, на верфи. Он бы наверняка тут же заявил: «Так, здесь тщательно по всему пройтись, заняться половым покрытием и всем, что находится под ним». И одновременно с этим он бы слегка погрыз парочку брусьев или перекладин и тупо провожал бы взглядом техников, спасающихся паническим бегством во все стороны света.
— Тшш-шш-шш!
Пожилой телади с налитыми кровью глазами с легким жужжанием пронесся мимо него и какое-то время смущенно смотрел на Нопилея. Нопилей еще раз зачарованно вгляделся в свой цветной рычальный кубик, который держал в лапах как бесценное сокровище. Это был филигранно выполненный шедевр, наверняка изготовленный не на теладийской, а на боронской мануфактуре. Каждый молодой телади, как только вылуплялся из яйца, в ту же тазуру получал такой рычальный кубик, который хранил до конца своих тазур. Это была одна из очень немногих вещей, имевших нематериальную ценность для народа ящеров, ориентированного на прибыль. С этой точки зрения Нопилей ничем не отличался от своих товарищей: он очень ясно помнил те тазуры, когда был маленьким, только что вылупившимся из яйца ящером, и его рычальный кубик казался ему просто огромным. А теперь это такое родное и близкое украшение было совсем крохотным и лежало, уютно пригревшись, в небольшом кошельке из полимера, который он всегда носил на теле.
