Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
И вот настал момент, когда он захотел последовать примеру киношных мачо. И он сделал это! Махнул рукой и снес со стола чашку с остывшим чаем, сахарницу и солонку. Марта охнула, но не издала ни одного протестующего звука. Ей всегда хотелось, чтобы Рома вот так себя повел. Но его страсть была регламентированной.
Секунду спустя без прелюдий и церемоний Акимин вошел в нее. И его естество показалось ей тверже, горячее, чем обычно. Секс получился жестким, бесцеремонным, но невероятно ярким. Марта испытала самый мощный оргазм в своей жизни. Она и не думала, что такой возможен… Когда внутри тебя точно извергается вулкан. А потом дрожит все – и сердце, и конечности, и поджилки, и даже ресницы, потому что так хорошо, что хочется плакать.
– Это было невероятно, – выдохнула Марта.
– Да, – согласился с ней Роман, еще не пришедший в себя окончательно, но уже начавший соображать. – Здорово.
– Ты превзошел сегодня самого себя. – И игриво пробежала пальцами по его груди. – С чего вдруг?
– Сам не знаю.
– Может, дело в том, что мы скоро поженимся? – тон был шутливым. – Ты решил не церемониться со своей без пяти минут женушкой… Чтоб знала свое место.
– Марта, я хотел тебе кое-что сказать по этому поводу…
– Что именно? Ты передумал устраивать тихую свадьбу и решил закатить настоящее гульбище?
– Может быть… Но давай немного с этим подождем.
– С чем? – все еще не понимала Марта. Она смотрела на Рому и растерянно улыбалась, а он готов был провалиться сквозь землю. И все же он, сгорая от стыда, выпалил:
– Со свадьбой. Я пока не готов. Прости…
Лицо Марты несколько секунд сохраняло недоуменное выражение, но вдруг изменилось! Рома ожидал этого. И готов был увидеть в глазах Марты слезы, а у ее прекрасных губ скорбные складочки. Когда она расстраивалась, становилась похожей на старушку и немного на бульдожку. Рому забавляло личико расстроенной Марты, и он улыбался, глядя на него. А девушка считала, что это издевательская ухмылка, обижалась ужасно и начинала горько плакать. Рома принимался ее успокаивать, и все заканчивалось страстным сексом, инициатором которого всегда являлась Марта.
Акимин ждал, когда же лицо его девушки превратится в бульдожью мордочку, но увидел он совсем не это…
Черты Марты исказила ярость, такая неприкрытая, первобытная, что Рома опешил. Никогда прежде его Марта не выглядела так агрессивно. И теперь она походила не на бульдога, пусть и не добродушного, а стала напоминать готовую к атаке волчицу. Сузившиеся глаза, заострившийся нос, обнажившиеся клыки. Роме на миг показалось, что сейчас Марта бросится на него и вцепится когтями в лицо. Но она только взвыла, сжав кулаки, после чего сорвалась с места и побежала.
– Марта, постой! – крикнул ей вслед Рома. – Давай поговорим!
– Да пошел ты! – гаркнула в ответ она. А затем изрыгнула проклятия.
Рома хотел последовать за ней, но Марта, скрывшись в комнате, тут же появилась с подушкой и одеялом в руках. Швырнув это на пол, она захлопнула за собой дверь. Рома вышел в прихожую, подобрал спальные принадлежности и вернулся в кухню. Там стоял довольно большой диван, и Акимину предстояло провести на нем остаток ночи.
Из спальни его изгоняли впервые. Но почему-то он нисколько не расстроился по этому поводу.
Глава 2
Энгельс с трудом разлепил веки. Полночи он мучился бессонницей, забылся только к утру, и вот когда сон был так сладок, его потревожил телефонный звонок.
Славин окинул туманным взором пространство комнаты, нашел исторгающий мелодию аппарат на тумбочке, дотянулся до него.
– Слушаю вас, – прохрипел он в трубку.
– Энгельс, доброе утро, – услышал он. Спросонья не сразу понял, кто это, но звонивший тут же представился: – Это Верещагин. Борис. Не разбудил я вас?
С психиатром они давно перестали называть друг друга по имени-отчеству, но на «ты» не переходили. Оба видели в сохранении дистанции какой-то старомодный шик.
– Нет, я уже встал, – соврал Энгельс. – Доброе утро.
– Не скажу, что доброе…
– А что случилось? – обеспокоился Славин.
– Вы что, не в курсе? Колдуна Василия убили. Вчера вечером. Я сегодня в новостях сюжет видел.
– А… Да, я знаю. – Энгельс не стал добавлять, что узнал о смерти колдуна не из новостей. Потом, при встрече, скажет. – Жаль, очень жаль его. Хороший человек был.
Но Верещагина волновало не это.
– Не успели эксперимент провести, – вздохнул он. – Обидно.
– Как мама?
– Сегодня ночью вела себя крайне странно. Звоню еще и поэтому.
– У нее случился внеочередной приступ?
– Да. Хотя еще вчера днем состояние было стабильное. Но ближе к вечеру она стала беспокойной. Приступ произошел часов в девять. Причем нетипичный.
– Как это?
– Очень просто. Не мне вам рассказывать, что творится с вашей матушкой в периоды обострений.
– Ей мерещатся слуги дьявола!
– Вот именно. Они либо вселяются в нее, либо в окружающих. За те два десятилетия, что я наблюдаю вашу мать, сценарий ее приступов не менялся… До вчерашнего дня!
– Как же она бредила вчера?
– Кричала, что ее сын убийца.
– То есть? – растерялся Энгельс.
– Просила остановить вас, ибо вы замыслили убийство. Причем ритуальное.
– Мать возвращается на двадцать лет назад. Тогда она во всех соседях видела душегубов. И кричала с балкона обвинения в адрес тех, кто попадался ей на глаза.
– Вы правильно подметили: ранее она кричала обвинения в адрес тех, кто попадался ей на глаза. Но вас она вчера не видела. Более того, она не вспоминала о том, что у нее есть сын, долгие годы. А тут вдруг… – Верещагин сделал паузу. Энгельс знал, для чего: чтобы выпить кофе. Борис Борисович жить не мог без этого напитка. – Энгельс, друг мой, приезжайте. Проведайте ее. Она после укола сама не своя. Но днем придет в себя. Вдруг она вас узнает? Поговорите хоть…
– Да, я приеду.
– Вот и отлично. Я буду в клинике. До встречи.
Энгельс попрощался с Верещагиным и положил трубку. Прислушавшись к своим ощущениям, сделал вывод, что не выспался. И состояние не очень. Но все равно решил встать.
Поднялся, накинул халат. Энгельс не мог назвать себя барахольщиком, но к некоторым вещам относился трепетно. Например, к головным уборам и шарфам, а еще к домашней одежде. Он не мог ходить по квартире, как многие, в трениках или семейных трусах. Да, он жил один, и никому не было дела до того, как он одет дома. Да хоть бы и голый фланировал по комнатам, укорять некому. Однако ж Энгельс, вставая с кровати, неизменно облачался в халат. Шелковый или атласный! С простроченным крестом воротником-шалькой, с широким поясом и накладными карманами. Когда средства не позволяли, Энгельс покупал себе халаты на рынке. Они были сшиты из искусственного материала, да так топорно, что морщились швы. Кроме того, в них было очень жарко. Славин потел, но носил их. К счастью, в последние годы его благосостояние изменилось, и он смог приобрести себе парочку отличнейших шлафроков. Один турецкий, атласный, с поясом, увенчанным кистями. Второй китайский, шелковый, с ручной вышивкой. Как раз его Энгельс и надел этим утром. Он подошел к зеркалу, посмотрел на свое отражение и остался доволен. Да, немолод, не атлетичен, и волос на голове мало осталось, но вид благородный. Сейчас, в халате, он похож на помещика. В костюме – на английского лорда. С натяжкой, конечно, и все же…
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
