По следующей команде учителя вторая шеренга встала в атакующую стойку: ноги чуть согнуты в коленях, чтобы понизить центр тяжести, корпус повернут на четверть оборота, световой меч держится хватом двух рук так, как если бы требовалось битой отбить крученый мяч.
И по последней команде инструктора ученики второй шеренги азартно атаковали первую. Ученики из первой шеренги, уходя от атаки, отражали удар, затем возвращались в защитные стойки, и все повторялось. Когда они прошли половину зала, учитель остановил выполнение упражнения, и шеренги поменялись ролями.
Теперь атаковали те, что раньше защищались. Сверкающие лезвия скрещивались с легким звоном, их сияние смешивалось, пространство зала заполнилось всполохами света.
Куай-Гон и Оби-Ван наблюдали за тренировкой сверху, с обзорной галереи, нависающей над фехтовальным залом, который располагался в самом основании пирамиды Храма. Ученики тренировались все утро, но лишь немногие из них выказывали признаки утомления.
— Будто только вчера и я с ними был, — сказал Оби-Ван.
— Мой юный падаван, у меня этих «вчера» наберется порядком, — ехидно усмехнулся в усы Куай-Гон.
Детство и отрочество обоих прошло в Храме, хотя для падавана этот период миновал совсем недавно — чего никак нельзя было сказать о его учителе. Собственно, все джедаи — ученики, падаваны, рыцари или магистры — росли в Храме. Способности к управлению Силой проявлялись уже в младенчестве, и большинство потенциальных джедаев жили в Храме с шестимесячного возраста. Некоторых привозили в Храм члены семьи, других разыскивали в отдаленных мирах опытные джедаи. Зачастую, чтобы проверить жизнеспособность задатков кандидата к Силе, применялись определенные испытания. Но результаты их еще не определяли жизненного пути кандидата: он или она, человек или представитель иной расы могли с равным успехом встать с световым мечом в руках на защиту мира и справедливости, а могли и провести свою жизнь, работая в агрокорпусе Храма и тем самым помогая накормить голодных и обездоленных.
— Сколько себя помню, на тренировках я всегда боялся, что мне не хватит силы воли, чтобы стать падаваном, не говоря уже о том, чтобы вступить в ранг рыцаря, — добавил Оби-Ван. — Я всегда сражался яростнее, чем кто бы то ни было, чтобы скрыть неуверенность в своих силах.
Куай-Гон возвышался над ним, скрестив руки на груди.
— Если бы ты сражался хоть на йоту усерднее, ты бы точно остался в агрокорпусе. Путь открылся, когда ты перестал столь ожесточенно стараться.
Падаван с подозрением скосил глаза на учителя: не смеется ли тот. Нет, не смеется, даже не улыбается.
— Я не мог сосредоточиться на текущем моменте.
— И до сих пор не можешь.
Двенадцать лет назад Оби-Ван, так и не выбранный ни одним из учителей, получил позорное, по его мнению, назначение в агрокорпус на Бандомире, и именно там судьба свела их с Куай-Гоном окончательно. Но несмотря на взаимопонимание, которое сложилось между ними, Оби-Ван порой сомневался, действительно ли у него есть задатки рыцаря.
— Как я могу быть уверен, что мое предназначение — не труд земледельца, учитель? Быть может, тогда, на Бандомире, я свернул на ложный путь?
Куай-Гон в конце концов отвлекся от созерцания тренировки и в упор посмотрел на своего воспитанника.
— Путей много, Оби-Ван. Не многим из нас удается сердцем найти тот единственно верный путь, который предназначен нам Силой. Что говорят тебе чувства о тех решениях, которые ты принял?
— Я чувствую, что я на верном пути, учитель.
— Я тоже, — Куай-Гон хлопнул Оби-Вана по плечу и вновь повернулся к сражающимся юнцам. — Но все равно, думаю, тебе еще предстоит набраться сноровки.
Теперь ученики сидели на матах в центре зала. В зале не раздавалось ни звука, кроме шагов учителя фехтования, который мед ленно шел между рядами, оценивая успехи каждого.
Учителя звали Аноон Бондара, это был мускулистый тви'лекк с тонкими головными щупальцами, фехтовальщик каких мало. Куай-Гон никогда не упускал возможности сразиться с ним. Поединок с Бондарой, каким бы коротким он ни был, был поучительнее дюжины боев с более слабыми соперниками.
Учитель остановился напротив своего падавана, девушки по имени Дарша Ассант, и опустился перед ней на корточки, чтобы было удобнее разговаривать.
— О чем ты думала, когда атаковала?
— Что я думала, учитель?
— Что было в твоих мыслях? Какова была твоя цель?
— Просто быть как можно лучше в поединке, учитель.
— Ты хотела победить.
— Не победить, учитель. Я хотела безупречно сражаться.
Бондара скорчил мину.
— Избавься от раздумий. Не жди победы. Не жди поражения. Не жди ничего.
Оби-Ван покосился на Куай-Гона.
— Где-то я это уже слышал…
Куай-Гон шикнул на него, не отрывая глаз от Бондары, который уже двинулся дальше.
— Световой меч, — говорил Бондара, — предназначен не для того, чтобы побеждать врагов или соперников. Вы должны использовать его, чтобы уничтожить собственную алчность, злобу и глупость. Тот, кто создал световой меч и идет с ним по жизни, должен жить так, чтобы самому быть оружием против всего, что направлено против мира и справедливости, — он остановился и оглядел учеников. — Вы поняли?
— Да, учитель, — хором ответили ученики. Бондара громко хлопнул в ладоши.
— Нет, вы не поняли. Вы должны учиться держать меч, не сжимая его. Вы должны учиться наступать ритмично, для того чтобы научиться самим создавать аморфные ритмы. Вы поняли?
— Да, учитель, — было ему ответом.
— Нет, вы не поняли, — он нахмурился и опустился на маты. — Я расскажу вам притчу.
— На далекой планете, — начал он, — человека, несправедливо обвиненного в совершении преступления, везли на флаере в тюрьму через обширную пустыню. Внезапно посреди пустыни флаер сломался и, резко затормозив, завис прямо над огромной ямой. Но это была не просто яма, а огромная жадная пасть обитающего в этих песках хищника. Резкий толчок при торможении выбросил охранников из флаера, и слизистая пасть монстра поглотила их. Человек тоже выпал за борт, но в последний момент сумел ухватиться за посадочную опору флаера. Но не руками — они ведь были скованы у него за спиной, — а зубами. Вскоре показался караван путешественников. Путешественники заблудились и проголодались. Они спросили дорогу до ближайшего поселения, где они могли бы пополнить свои запасы. Человек оказался перед трудным выбором. Он понимал, что если он не поможет им, путешественники, заблудившиеся в пустыне, будут обречены на гибель. Но если он откроет рот, чтобы произнести хоть слово, он обречет себя на верную смерть в пищеварительном тракте чудовища.
Бондара немного помолчал.
— Как должен был поступить человек в подобной ситуации?
