Глава 6 Шепчущая клетка
Происшествие в клинике доктора Сколько-Даша напрочь отбило Чистотцу аппетит. Следующие несколько часов он бродил среди терминалов вакцинации и адвокатских контор, стараясь держаться подальше от зон карантина. Случилось что-то ужасное… возможно, много чего ужасного. Название «Витесса» казалось знакомым, но что такое «аль-Вакия»? И что за заплатки на людях вокруг? Присмотревшись внимательнее, он увидел на них почти живой отсвет, который исходил от сверхтонких микроплат, плавающих в каком-то похожем на глицерин растворе. В каждой чудилось что-то индивидуальное, и тем не менее все они были соединены между собой невидимыми потоками данных, точно кусочки гигантской головоломки.
Некоторое время он смотрел на реку Аллегейни, гладя шарик из слоновой кости в кармане. Он подумал, не бросить ли его в воду, но не смог себя заставить. А потому швырнул шелковистую пшеницу волос, которую унес ветер. Он попытался сосредоточиться на плане. Как ему достать денег? Кого или что ему тут нужно искать? Проблема заключалась в том, что каждые несколько минут он слышал голоса. Иногда в голове у него словно бы ангелы пели гимны, а иногда звучали неизвестные языки, наводившие на мысль об индейцах и бизонах… о ветре в высокой траве. А потом вдруг голоса стрекотали как обезумевшие насекомые, шуршали как тараканы в алюминиевой фольге. Он улавливал обрывки фраз: «…система подуровней…», «цепная реакция…», «призрак в машине…»
«Может, у меня шизофрения? — подумалось ему. — И мне просто пора принимать лекарство».
Если так, то в этом он был не одинок: прохожие вокруг разговаривали сами с собой. Таких было гораздо больше, чем, на его взгляд, следовало бы. И это тоже казалось загадкой. Пропускные пункты, эйдолоны, роботизованные безопасники, упоминания джихада и катастрофы в Лос-Анджелесе, «Зри-связь» и БИСПИД, похожий на название болезни… И сколько больных и калек кругом! Такое впечатление, что он проспал несколько десятилетий. Как будто все, кто мог себе это позволить, сидели на психотропных препаратах. Эпидемия душевных болезней охватила Америку и, вероятно, весь мир. Но беда в том, что это не объясняло его собственных абсурдных способностей. «В минуты ясности я могу проецировать и контролировать действительность…»
Он поднял взгляд на рекламное табло «Христианского инвестиционного фонда». Эйдолон Иисуса говорил: «Ибо Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня». Изречение напомнило ему про карту. «Или, может, это меня проецируют и контролируют, совсем как эйдолон? И как Селезень Дули и компашка на вокзале, я тоже в чем-то ущербный?»
Чистотец как раз обдумывал эту версию, когда на глаза ему попался еще один старомодный щит:
Ошибись со святым, до чертиков напугаешься.
Вонючка Юла
Щит висел не очень высоко, поэтому Чистотец подошел посмотреть, нельзя ли его потрогать, но стоило ему приблизиться, изречение исчезло. Раньше от этих изречений у него путались мысли и кружилась голова. На сей раз перед глазами поплыли зернистые картинки, сворачивающиеся, как старые фотографии в огне. Мужчина возле радиостанции. Женщины на коленях вокруг колонны. Потом мальчик в ванной — и какая-то католическая церковь. Ему смутно вспомнились тетя Вивиан и дядя Уолдо. Но только силуэты, а не лица. От них исходило ощущение тепла и надежды, а еще печали. Он почувствовал, как буквы на спине оживают жаром, и едва не упал на асфальт. В дальнем конце улицы стояла не призрачная, а вполне реальная церковь. Церковь Святого Алоизия[34].
В пустом гулком храме гуляло эхо. Храм словно бы построили для самого большого эйдолона на свете, но он казался старым и мрачным даже в дневном свете, сочащемся сквозь витражные стекла, тусклые от наслоений пыли, так что сами витражи больше походили на испачканные граффити экраны мониторов, чем на окна во внешний мир. Рядками горели свечи. В углу — исповедальня, похожая на терминал «Зри-связи». В крохотном придельчике — фреска Иисуса с изречением: «Кто отдаст жизнь за меня, обретет жизнь вечную». Консоль эйдолона проецировала житие святого Николая Толентинского, благородного защитника детей[35], а за ним — ролик о Кларе Ассизской, покровительнице телевидения. Из боковой дверки вышел священник.
Он двигался с трудом и явно страдал ревматизмом, лицо у него было гладкое и неопределенное, а изо рта пахло изюмом.
— Добро пожаловать к святому Алоизию, — прошептал он. — Я отец Доминик. С вами все в порядке?
— Я… ищу… наставления…
— Ну, извините, но Vati.com в настоящий момент недоступен, сервер рухнул, поэтому Папы Римского сейчас нет. Вчера ночью в нас попала молния. Но…
— Папа Римский?
— Вознесение. Эйдолоническое присутствие. Из-за грозы у нас технические неполадки, но вскоре мы снова будем в он-лайне. Могу я вам чем-нибудь помочь? Или хотите просто помолиться?
Боль опалила Чистотцу спину, перед глазами снова возник мальчик в ванной… зажженные свечи… Потом в глаза ему словно бы ударил луч фонарика, и он начал задыхаться. Запах изюма усилился, жжение в спине стало таким острым, что он буквально видел перед собой буквы.
— Пойдемте, — прошептал отец Доминик, заметив его мучения. — Вот сюда, в исповедальню.
Священник всегда чувствовал себя неуютно, говоря с теми, кто пришел с улицы, но любил хвастаться исповедальней с ее решеткой из прессованного цинка. Она была такой тонкой работы, что отцу Доминику казалось, будто решетка способна удерживать проходящие через нее голоса, а если ее особым образом погладить, может даже воспроизвести признания неверных супругов.
— Как давно вы исповедовались? — спросил священник, когда они оба сели. Уединение и запах прессованного металла его воодушевили.
— Не знаю. Я даже не уверен, что я католик. Но у меня видения, а еще я слышу голоса, — признался Чистотец. — Я вижу маленького мальчика. Свечи… и зеркало.
Даже описывая образы, он чувствовал себя испоганенным, грязным. Сами слова его пачкали.
— Мальчик голый? — спросил отец Доминик.
— Что? Да. И… он стоит, согнувшись над унитазом или столиком… Боюсь, я совершил что-то скверное. Ритуал…
— Расскажи про мальчика, — донесся через решетку тихий голос.
— У него круглые ягодицы.
— А кожа гладкая?
— Что?
— Я про… следы насилия видны?
— Не… нет, — пробормотал Чистотец и снова уловил запах изюма, душок разложения: вонь изо рта и розовая вода.
— И что ты чувствуешь рядом с ним?
— Да не знаю, был ли я рядом! Понятия не имею, кто он и где!
