Почему нас вообще остановили? Ехали мы спокойно, правил никаких не нарушали. Наверное, сработала ментовская логика: богатый мотоцикл — богатый и владелец, а значит, есть чем голодному милиционеру поживиться. Не объяснять же им, что они ошиблись…
Ментовская машина неуверенно держалась позади, все больше отставая, и вскоре скрылась за извивами дороги. Я покрепче ухватил Серегу за талию и доверился его чутью. Дорога летела под колеса. Из-за спины Кабанчика не виден был спидометр, но сто пятьдесят — сто семьдесят мы определенно выжимали.
Мне доводилось ездить в своей жизни на различных мотоциклах. «Восходы», «Явы», «Уралы»… Был даже один «БМВ», на котором мне однажды дали прокатиться. Мощная машина, надо вам сказать, был этот «БМВ», но даже он не шел ни в какое сравнение с этим чудовищем, которое сейчас пожирало расстояние между Стерлитамаком и Пермью. И дело было даже, наверное, не в том, что это был «Харлей-Дэвидсон», скорей, наоборот. «Харлеем» ЭТО не было. Просто загадочный трансформер делал то, что хотел Кабанчик, а хотел он удрать. Сейчас я думаю, что если бы Кабан хотел выжать двести километров, то «харлей» под нами без особого напряга выдал бы и двести, и триста, и все триста тридцать, а там, глядишь, убрал шасси и полетел. Но, по счастью, это только у меня мозги без тормозов, а у Кабанчика так далеко фантазия не заходила.
М-да, хорошо, что эта штука под нами подчиняется не мне, а Сереге…
Происходящее неприятным образом напомнило мне одну историю. Однажды в Глазове мне предлагали купить «хонду», шоссейник, удивительно дешево. Я тогда был при деньгах и чуть было не согласился (уж больно хороша была машина), да меня отговорил Денисыч. «С ума сошел? — осведомился он, едва услышав про мое намерение. — Знаю я эту „хонду“. На ней же семь крестов!» В принципе разбиться на мотоцикле — раз плюнуть. Но байк, на котором гробанулось семь хозяев, это, знаете ли, уже не смешно. Желание приобрести смертоносный агрегат у меня сразу же пропало. А года три спустя другой мой приятель спрашивал совета у меня, мол, а не купить ли ему «хонду» из Ижевска? Славный мотоцикл и недорого. «Это какую? — спросил я тогда. — С семью крестами?». «Почему с семью? — удивился тот. — С восемью…»
Было страшно. И жутко. И почему-то весело. Мой танковый шлем хлопал ушами на ветру, сердце стучало как бешеное, голова, несмотря на опьянение, была до жути ясная. Хотелось смеяться. Милиционеры потерялись где-то сзади.
Кабан покрутил настройку радиоприемника (в мотоцикле был радиоприемник, я уже упоминал? нет? тогда упоминаю) и нащупал какую-то радиостанцию. Из встроенных динамиков зазвучала музыка.
My little girl
Drive anywhere
Do what you want
I don't care Tonight.
He удивлюсь, если загадочный приемник тоже подстроился под Кабана и сам нашел подходящую музыку — Серега любит «Депеш Мод». Да и песня была в тему — ничего такая, быстрая… Я бы, правда, выбрал что-нибудь попроще, более родное, наше, да и «маленькая девушка» там была несколько некстати, но в общем, на худой конец, сгодилось и это. Кабанчик вел свою машину артистически, низко наклоняя байк на поворотах и пижонски выставляя колено к земле. Виражи были такие крутые, что дымились покрышки, а на асфальте оставались черные полосы следов.
Sweet little girl
I prefer
You behind the wheel
And me the passenger
Drive…[2]
Водители попутных машин не успевали понять, что происходит, когда мы в грохоте и треске проносились мимо, оставив позади только сизое облако дыма и отголоски завываний Дэвида Гэхана. Что же касается встречных, то они, по-моему, нас вообще не успевали заметить. Я уже и сам с трудом соображал, что когда впереди показался очередной (судя по всему, уже заранее предупрежденный о нашем появлении) пост гаишников, а Серега для рисовки малость сбросил скорость, я швырнул к ним на обочину пустую бутылку и с укоризной погрозил пальцем. Хотел кулаком, но в последний момент постеснялся.
Останавливаться мы, естественно, и не подумали.
Километр за километром ложились под колеса. По счастью, Серега довольно хорошо знал дорогу. Мы ни разу не заблудились, да и многочисленные указатели помогли. Я уже потерял счет километрам и постам ДПС. А менты, надо сказать, переполошились не на шутку. В нас только что не стреляли. Все-таки мотоцикл — это не автомобиль. Не раз я думал, что если скрываться от кого-нибудь в городе, то лучше мотоцикла ничего найти нельзя. Классного мотоциклиста в условиях города задержать практически невозможно. Три или четыре машины попробовали ринуться в погоню — видно, ждали нас в засаде, — но безнадежно отстали. Дорогу даже перекрыли кое-где. Три раза Кабан проскакивая по обочине, один раз — по соседнему проселку; мне оставалось только изумляться его лихости. На одном посту серые фуражки ухитрились краном выдвинуть на проезжую часть три здоровенных бетонных блока и теперь злорадно поджидали нас, уже приготовив дубинки, наручники, смирительные рубашки и огнетушители (там была еще пожарная машина, правда, почему-то с раздвижной лестницей, и «скорая»). Кабан лишь крикнул, обернувшись: «Ноги подними!» — и мотоцикл, не снижая скорости, пролетел в оставшуюся полуметровую щель меж двух блоков — только глушители царапнули бетон. Милиционеры, совершенно обалдевшие, разинув рты, остались глазеть нам вослед.
Без малого суточный перегон наш мотоцикл одолел за пять часов. Я даже начал чуть подремывать, но, впрочем, быстро просыпался: езда на мотоцикле — хлопотное дело, требующее участие не только рулевого, но и пассажира, и хоть центр тяжести у «харлея» расположен низко, все равно приходится работать корпусом на поворотах. Серега помаленьку протрезвел и лихачил уже не так оголтело, как раньше. Родные дороги все сильнее напоминали о себе — асфальт все чаще пестрел старыми выбоинами, разметка то и дело прерывалась, придорожные указатели синели все привычнее. Мы помаленьку приближались к Перми.
Неладное я заметил не сразу, хотя, еще когда мы проезжали Дюртюли, я вдруг почувствовал, что сидеть мне стало как-то… ну, неудобно, что ли. Некомфортно. Сначала я списал все это на усталость и похмелье, но потом подумал, что, когда спинка сиденья все сильнее прижимает меня к Серегиной спине, само сиденье сузилось, а мои колени поднимаются все выше и вот-вот достанут до ушей, то ни усталость, ни спиртное тут уже ни при чем. И когда мы проезжали пригороды Перми, последние мои сомнения исчезли окончательно. Мотоцикл уменьшался.
Нет, на темп движения это никак не повлияло, скорость наша оставалось прежней, колеса крутились так же быстро, но когда я бросил взгляд на них, от былых шестнадцати дюймов осталось от силы десять—двенадцать. Ситуация становилась критической. Кабанчик, видимо, тоже что-то такое заподозрил, но когда я пытался кричать ему на ухо о своем открытии, отмахивался от меня как от комара и мрачно давил на газ. Ладно, хоть приемник выключил…
