Татьяна являлась Нилу без всяких веществ, потворствующих видениям, – и не только в предметах сна, но подчас и в предметах яви, проступая то в контурах прибрежной зелени, то в пенных гребешках рукотворной реки Альф, то в цветочном узоре беседки. Она никуда не манила, ни о чем не просила, только глядела, строго и печально… Нил гнал от себя это видение, но оно приходило, приходило…
В ночь после покушения на Нил-Нила он долго сидел без сна у изголовья сына, и только под утро забылся прерывистым, тревожным сном, в котором все виделась ему вершина с тремя кипарисами и, непропорционально близко, рука Роберта, заносящая стилет над распростертым Нил-Нилом. Нил-старший бежал по берегу, безнадежно увязая в песке, в тугом, тягучем воздухе. Рядом с ним мчался Том, на бегу доставая пистолет, но медленно… медленно, трагически не успевая…
С вершины кипариса бесшумно спикировала большая черная птица и бесстрашно атаковала нависшую над мальчиком фигуру. Человек на вершине яростно отбивался, размахивая полоской стали, вдруг зашатался, схватившись за лицо, попятился и, взмахнув руками, рухнул вниз, на прибрежные скалы.
Неведомая сила взнесла Нила над берегом и плавно опустила на то самое место, где только что протекала яростная схватка. На месте мальчика лежала, раскинув крылья, черная птица, из ее груди алым фонтаном била кровь. Нил поднес руку к ране – и кровь осыпалась ему в ладонь мелкими алыми розами, а округлые кристаллы птичьих глаз вспыхнули изнутри знакомым янтарным огнем…
– Таня… – пролепетал Нил.
– Сволочь! – выкрикнул знакомый голос. – Негодяй! Мерзавец!… Как ты мог?! Как ты мог утаить от меня…
Нил вздрогнул – и вмиг осознал себя сидящим в кресле возле постели сына и держащим возле уха плоский прямоугольник мобильного телефона.
– Ты обязан был немедленно позвонить! – кричал в трубку Танин голос. – Как бы ты ни относился ко мне, ты не имеешь права держать меня в неведении, когда моего ребенка хотят убить! Или ты и в этом усмотрел мои козни?!
– Погоди, постой… Откуда ты узнала?..
– Идиот! Какой же ты непроходимый идиот! Неужели ты думаешь, что я могла бы прожить почти год, не обмениваясь весточками с моим мальчиком, моим Нилушкой? Или что он мог бы, по твоей дурацкой воле, выкинуть из сердца свою Тата? Да дня не проходило, чтобы я не получала от него электронного письма с фотографией, рассказом о прожитом дне, восторженными словами об отце, таком добром, умном и сильном, – и очередным признанием в любви своей второй матери! И только что я получила от него полное описание того, что произошло накануне. Ах, в каких красках он расписал геройство – свое, твое и твоего безмозглого Тома! Настоящие мужчины! Эпические герои древности! Сегодня малыш даже проговорился мне про ваш славный орден Тайменей!
– Тайпинов…
– Хунвэйбинов!.. Короче, так – я не знаю твоих планов и знать не хочу, но лично я намерена до конца разобраться в этой истории. И кто бы ни стоял за этим Робертом – я найду его, и ему придется иметь дело со мной! И не вздумай мне мешать!
– Я и не собираюсь…
– Вот и прекрасно! А от тебя мне нужно только одно – стопроцентной гарантии, что ничего подобного не повторится! Ты можешь предоставить такие гарантии?
– Да…
– Надеюсь, ты сознаешь серьезность этого «да», потому что в противном случае я должна буду принять всю ответственность за мальчика на себя…
– Я сознаю.
– Превосходно! Возможно, в ближайшее время с тобой свяжется мой человек и задаст несколько вопросов.
Связь оборвалась…
– Том, надо бы разобраться по всей этой истории, как думаешь? – спросил за завтраком Нил.
Здоровяк Том молча кивнул.
– И начать, я думаю, надо с Лондона. Есть у тебя там кто-нибудь толковый на примете?
– Родди Бревер, – не задумываясь, отозвался Том. – Старший инспектор Скотланд-Ярда в отставке. Пару раз оказал очень квалифицированные услуги моим боссам… Моим бывшим боссам.
(13)
Гребински заговорщицки подмигнул Макгвайеру, когда они вместе поднимались на лифте на десятый этаж.
– Будет интересная рыбалка, друг, – сказал он условную фразу и даже слегка подтолкнул своего коллегу локтем в бок, выражая тем самым высочайший всплеск эмоций.
Вход на десятый этаж осуществлялся по правилам высшей степени защиты. Сюда вообще ходил только один лифт из двенадцати, работающих в здании. Остальные проносились мимо заблокированного этажа, и сотрудники Главного управления, проезжая закрытый этаж, в шутку напевали припев из последнего хита Элтона Джона: This train don’t stop there anymore…
Но для Гребински и Макгвайера этот поезд здесь останавливался. Надо было только засунуть свои электронные идентификационные карточки в щелку замка и подставить под тонкий световой лучик радужную сетчатку своего собственного глаза…
– Рыбалка будет интересной, – повторил Гребински, когда они уже входили в приемную Хэмфри Ли Берча.
Бесполая секретарша кивнула им, и два начальника департаментов без задержки прошли в кабинет директора ФБР.
Полгода прошло, как Хэмфри Ли Берч занял эти апартаменты, но на столе его не прибавилось ни одной из тех «silly little things», что отличают обычно менеджеров, происходящих из простых смертных. Только фотография юного Хэмфри Ли с Эдгаром Гувером висела на прежнем месте, как бы символизируя дух новой стабильности, воцарившейся здесь с приходом нового хозяина.
– Присаживайтесь, господа, – сказал директор, не поднимаясь из кресла.
Рукопожатия здесь были не в чести. Как и лишняя болтовня.
Гребински и Макгвайер выжидающе молчали, соблюдая этикет.
Хэмфри Ли Берч тоже выдержал паузу, как бы собираясь с мыслями, концентрируясь перед тем, как с филигранной точностью изложить суть вещей.
Наконец, он начал говорить:
– Нашу с вами деятельность, господа, вас, как директоров самых влиятельных департаментов – департамента внутренних расследований и департамента системных разработок, а также меня, как директора всей системы Федерального Бюро, я рассматриваю как работу некого комитета по гарантии стабильности…
Гребински и Макгвайер молча смотрели прямо перед собой.
– А система стабильна тогда, когда нет утечек информации, – продолжал Хэмфри Ли Берч.
Гребински и Макгвайер молчанием своим как бы выражали полное согласие с тем, что говорил их шеф.
– Итак, в основе нашего учения о стабильности любой системы, будь то Нью-Йоркская биржа или система ресторанов «Макдоналдс», основывается на незнании. На незнании лишнего. – Гребински и Макгвайер молча глядели на своего руководителя. – И вся система стабильности американского общества, и вся мировая стабильность основываются на том же самом принципе, на принципе изоляции мира от лишних знаний.
