Пил он его, по своему обыкновению, из тонкого стакана, заключенного в массивный подстаканник и смотрел на дождь за окном. Чай был крепкий и сладкий.
Где-то и когда-то Алексей Петрович прочитал, что причина диабета кроется в мозгу. Если этому хитрому человеческому органу при интенсивной работе не хватает глюкозы, он перекрывает поступление в кровь инсулина, тогда сахар перестает усваиваться организмом и весь достается мозгу. То есть мозг ведет себя как любая власть. Распределяет и перераспределяет так, чтобы, в первую очередь, себя не забывать. Гипотеза была сомнительная, но прокурору–криминалисту нравилась.
Из задумчивости прокурора Филатова вывел звонок местного телефона. Следственный комитет от Генеральной прокуратуры отделяло четыре с гаком километра. Это если по прямой. Но и соединяла прямая телефонная линия. Считалось, что такая связь более надежна. Филатов называл этот телефон «вертушкой».
Он снял трубку.
– Филатов слушает.
– Здорово, Петрович! – раздался в трубке бодрый голос.
Голос был негромкий и властный. Такой голос мог принадлежать только очень большому начальнику, привыкшему не командовать, а руководить.
– Здравия желаю. – Филатов поморщился.
В прошлом его многое связывало с обладателем властного голоса. Филатов даже считал, что это дружба. Оказалось, ошибался. При первом удобном случае старый друг вытер о Петровича ноги и воспользовался им как ступенькой для подъема по карьерной лестнице. Но и врагами после этого они не стали, просто продолжали поддерживать ровные, внешне приятельские отношения. Бывший друг пытался покровительствовать Филатову, впрочем, без успеха.
Вот и сейчас голос в трубке завел старую песню.
– Ну, что, Петрович, как жизнь молодая? Не надумал еще к нам, на Большую Дмитровку, перебраться?
– Нет. – Филатов не разделял оптимизма собеседника. – Не хочу превышать пределов своей компетентности.
– На кого это ты намекаешь? – Голос утратил властность и зазвенел нотками обиды.
– Ни на кого. Просто быть чиновником – не мое призвание. Я по натуре следователь. Следователем жил, следователем и помру.
Голос в трубке приобрел снисходительную тональность.
– Дубина ты стоеросовая, Петрович! У нас получать будешь втрое больше. Это как минимум. И работа солидная, кабинетная. Ты вообще-то взрослеть собираешься или так до пенсии все будешь бегать мальчиком для битья?
Филатов вздохнул так, чтобы было слышно в трубке.
– Бегают мальчики на побегушках. Слушай, не требуй от легавой ищейки способностей, присущих цепному псу. Это, как говорится, две большие разницы. Старую собаку новым трюкам не выучить. Это ни академику Павлову, ни Мичурину не под силу.
Голос в трубке не смог скрыть разочарования.
– Ну и дурак. Тебе же добра желают, а ты кочевряжишься. Ладно, в рай на аркане не тянут. Раз так, хватит болтать по телефону, лучше займись любимым делом.
Филатов криво усмехнулся.
– Что, висяк нарисовался?
Голос в трубке секунду помедлил.
– М–м-м. Кто его знает? Нет, это не висяк. То ли самоубийство, то ли несчастный случай. Проведи проверку, разберись как следует. Но так, чтобы, как говорится, баран носа не подточил.
– Неужели кто-то из особо приближенных пострадал? – предположил прокурор–криминалист.
– Нет, но погибшая из их круга общения. И, если что-то пойдет не так, может получиться нежелательный резонанс. А нам это не надо, особенно в данный момент. Поэтому отнесись к проверке с максимальной серьезностью.
– По другому не умею, – буркнул Филатов.
– Знаю, – буркнул в ответ властный голос и, не прощаясь, отключился.
В кабинет постучали. Филатов мягко выругался. Так и не дали чаю попить, черти! Теперь уже не получится.
– Войдите!
Дверь открылась, вошел белобрысый следователь Доронин.
– Разрешите?
– Валяй. – Филатов немного расслабился.
Юрист первого класса – в миру капитан – Игорь Доронин прокурору не сказать чтобы нравился, но, по крайней мере, не вызывал раздражения. А это уже было немало.
– Что у тебя? – спросил Филатов.
– Да вот, позвонили из Генеральной, велели проверку провести по вчерашнему самоубийству, – ответил следователь.
– А у тебя разве своих дел мало?
Доронин развел руками.
– Как раз наоборот. Но тело-то я обнаружил. В смысле, не я, а уборщица. Вместе, короче. Наша группа там по соседству расследует финансовое дело. А людей не хватает.
– Их никогда не хватает, – проворчал Филатов. – Так что там стряслось? Мне тоже из Генеральной звонили, велели курировать это дело. Но я толком ничего не понял.
– Все материалы здесь.
Доронин положил перед прокурором тоненькую папку. Тот вынул несколько листков, бегло просмотрел.
– На словах коротенько объясни, – попросил Филатов.
– Вроде бы самоубийство… – вяло протянул следователь.
Филатов насупился.
– Не слышу уверенности. Сомневаешься?
Доронин кивнул
– Есть такое дело. Эксперты нашли в крови большую дозу наркотического вещества, что довольно подозрительно.
Прокурор удивленно поднял брови.
– Случайная передозировка, самоубийство или убийство? И что же тут странного?
Следователь вздохнул.
– Не нравится мне, когда самоубийство или несчастный случай происходят по соседству с банковской проверкой.
Филатов задумался.
– Возможно, ты прав. Знаешь, проверкой больше, проверкой меньше. Может, возьмешься? Ходить-то ведь никуда не надо. Ведь обе эти проверки можно проводить, не отрывая задницы от стула. Я сам буду курировать это дело. Если что, помогу.
Тут взгляд прокурора достиг нижней части страницы протокола и задержался на знакомой фамилии.
– А это чья подпись? Что за Успенский?
Доронин заглянул в листок.
– Это? Врача, который констатировал наступление смерти. Мимо шел, я его помочь попросил. Думал, может быть, она еще жива. Какой-то Андрей Успенский. А что, собственно, вас насторожило?
Филатов почесал кончик носа.
– Занятно. Вот с него мы и начнем. Пожалуй, прямо сейчас и поеду.
– Мне ехать с вами? – засуетился Доронин.
– Нет, занимайся своей проверкой. Я и один справлюсь.
– Вы что, этого Успенского знаете?
Филатов озадаченно потер подбородок.
– Знаю? Не то слово.
– Это ваш друг?
