Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
Хоть процесс международной выдачи явно не обещал быть быстрым, ехать требовалось незамедлительно. Знакомиться с уже проведенными следственными действиями – а то узнаешь про самые страшные заложенные мины прямо на суде.
Да и с самим следователем стоило пообщаться, это тоже было немаловажно.
Впрочем, и в Москве наросли срочные проблемы.
Прежде всего – ситуация с Ариэлем. Он с момента выхода из линейного отдела Шереметьево находился под подпиской о невыезде. Однако Шеметова с помощью вездесущих друзей Гескина и Волика уже установила, что побитый битюг зря времени не терял, подключил некоторых довольно сильных товарищей. И изо всех сил пытается выставить Вейзера общественно опасным типом, требующим максимально жесткой меры пресечения.
Пускать такое на самотек было нельзя – законы имели слишком широкие толкования. Можно и от подписки освободить ввиду благонадежности обвиняемого, а можно водворить в тюрьму ввиду его же социальной опасности. Все менялось от угла зрения на одни и те же факты.
По мнению битюга, Вейзер был совершенной боевой машиной с испорченными предохранителями. По мнению защиты – психологически устойчивым человеком, попавшим в безвыходное положение и вынужденным защищать беременную жену от рук пьяного хулигана.
Кстати, битюга звали Александр Георгиевич Воронцов. На страничке в социальной сети он клялся в прямой родственной связи со старинным аристократическим родом. Может, и правда: за сто бездворянских лет благородная голубая кровь могла изрядно разбавиться, как в прямом, так и в переносном смысле.
Еще важная информация: потерпевший действительно был топ-менеджером крупной финансовой структуры, к счастью, не самого высокого ранга, и не являлся ее собственником, даже миноритарным. На этот счет Шеметова тоже строила определенные коварные планы.
На досудебную встречу с Воронцовым она шла в надежде добиться примирения сторон. Такой шанс имелся: повреждения истца, несмотря на все его старания, не были признаны тяжкими или средней степени тяжести.
Точнее, были признаны, в очень дорогой клинике и, видимо, за хорошие деньги. Но здесь уехавшую с Кочергиной во Францию Ольгу подстраховал Багров. Узнав об опасности (у хорошего адвоката везде глаза и уши везде), сгонял в крутую больничку и навел страху на главврача. А тот в свою очередь – на доктора, проводившего освидетельствование. Под угрозой отдельного обвинения – о воспрепятствовании правосудию путем фальсификации заключения, идущего в суд, – испуганный доктор вызвал Воронцова якобы для исправления справки и изъял ее, выдав взамен гораздо более спокойную.
Битюг пришел в ярость: он уже понял, что, как и в аэропорту, наткнулся на серьезных противников. Характер не позволял ему остановиться, однако, в отличие от первых дней, Воронцов согласился на встречу с адвокатом обвиняемого.
Ольга приехала в назначенное место за десять минут до указанного срока. Расположилась в шикарном кресле перед массивной дверью из дорогого дерева и приготовилась к жесткому разговору. Однако прежде, чем он состоялся, пришлось сорок минут тупо прождать. Если бы не интересы клиента – давно бы ушла. Но здесь стиснула зубы и сидела.
Диспозиция была ясна полностью.
Великий и ужасный Воронцов опаздывал не просто так, как и не просто так назначил ей встречу в мраморно-роскошном офисе компании, куда оказалось проникнуть немногим легче, чем в следственный изолятор.
Он наслаждался своим могуществом.
«Тем лучше», – злорадно думала Шеметова. Она уже научилась быть крайне неприятной в общении со свиньями и собиралась в самом скором времени это свое умение применить.
Наконец их сиятельство соизволило. Не поздоровавшись, прошел мимо адвоката и скрылся в кабинете.
Минут через пять секретарша позвала девушку и… ушла, не по протоколу распрощавшись с Воронцовым веселеньким «бай!».
Домой, рабочий день закончился. Странно.
А еще – табличка на кабинете не «Воронцов», а «Сериков».
Уж не поля ли маркиза Карабаса? У Шеметовой, как у хорошей охотничьей собаки, зашевелился кончик носа.
Воронцов каменно восседал за огромным столом из красного дерева – на котором, впрочем, не было бумаг, – и смотрел на вошедшую адвокатессу противника отстраненно-безжалостно. В свое время в таких случаях говорили: «Как солдат на вошь».
– Зачем пришли? – спросил он, не предложив сесть. – Я его по-любому засажу.
– Здравствуйте, – поздоровалась Ольга. – Можно я присяду?
– Можно, – буркнул Воронцов, отказываясь переходить на человеческое общение.
– Худой мир лучше доброй ссоры, – мягко начала адвокат.
– Это вы своему бандиту расскажите, – отрезал Александр Георгиевич.
– Тем не менее, любой судебный процесс – вещь обоюдоострая, – гнула свое Шеметова.
– Это чем же он грозит избитому? – наконец проявил интерес собеседник.
– Ну, прежде всего, неудовлетворением его требований, – объяснила адвокатесса.
– У-ух, – притворно выдохнул Воронцов. – А я уж испугался, что меня посадят.
– За этот эпизод – ни в коем случае, – якобы не замечая скрытой издевки, ответила Ольга. – Как же можно посадить избитого за то, что его избили? – Она с некоторым личным удовольствием произнесла слова «избитый» и «избили».
У Александра Георгиевича до сих пор вид был серо-желто-голубой и сильно помятый, хотя в итоговой справке врача достоверно констатировались лишь ушибы мягких тканей лица.
Воронцов разгневался.
– Вы поиздеваться пришли? – вызверился он. – Вызову охрану – и привет.
– Я и без охраны уйду, – пообещала Шеметова. – Но только после окончания разговора. Я не имею права не предупредить вас об опасности.
– Какой еще опасности?
Битюг пока гонорился, но тон сбавил и охраной больше не грозил. Значит, Шеметова поняла его психотип абсолютно правильно. Воронцов был бог и герой лишь тогда, когда полностью верил в свою безнаказанность.
– Ну, не только же вы подали заявление против Вейзера. Против вас тоже подадут. И не один. От трех человек, пострадавших от ваших действий.
– Я кого-то избил? – саркастически засмеялся постсоветский аристократ.
Ольга почувствовала, что наживка проглочена вместе с крючком.
– Ну, скажем так: совершить серьезное преступление вам не дали, – спокойно объяснила она. – А вообще, запротоколированы ваши противоправные действия в отношении трех пассажиров, включая беременную женщину, и члена экипажа.
– Тогда почему три заявления, а не четыре? – Он еще хорохорился, но блеск в глазах потерял. – Или я неправильно сложил?
– Правильно сложили, – успокоила его Шеметова. – Просто нам лишнего не надо, трех достаточно. А если вдруг не хватит, то все показания запротоколированы, побои сняты.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
