В логове Крысолова…
Ялегко продам это в национальную прессу. Несколько фотографий — и дело сделано. В конце концов, может, и книжонку какую напишу. Как сказала Кэтрин, сюжет так и просится на бумагу:
Дом 6 по Уиллман-Клоуз, дом Грэма и Мэри Голдторп, брата и сестры, убийцы и жертвы.
Стоя в коридоре Крысолова, я достал авторучку и выбрал дверь.
Дальняя спальня принадлежала Мэри. Энид Шеард уже сказала мне, что Грэм сам настоял на этом — хотел, чтобы у его старшей сестры была большая спальня, пространство для личной жизни. Полиция также подтвердила, что в течение двенадцати месяцев, предшествовавших событиям 4 ноября, Грэм дважды звонил им с жалобами на то, что кто-то подглядывает за сестрой в окно. Полицейские не смогли — или не захотели — подтвердить реальность оснований его жалоб. Я пощупал тяжелые темные гардины. Возможно, они были новыми, возможно, Грэм купил их для Мэри, чтобы отвадить того, кто за ней подглядывал, чтобы уберечь ее от глаз, которые видел он.
Чьи глаза скользили по телу его сестры? Глаза постороннего или те самые глаза, что смотрели на него из зеркала?
Гардины и мебель казались чересчур тяжелыми для этой комнаты, но то же самое можно было сказать и о комнатах Энид Шеард в соседнем доме, и о доме моей матери. Односпальная кровать, шкаф, трюмо — все громоздкое, из дерева. Я поставил свечу у зеркала рядом с двумя расческами, щеткой для одежды, гребешком и фотографией матери Голдторпов.
Заходил ли Грэм к ней в комнату, когда она спала, чтобы взять с расчески прядь светлых волос — таких же, как были у матери, — на долгую добрую память?
В левом верхнем ящике лежала косметика и несколько баночек с кремом. В правом я нашел белье Мэри Голдторп. Шелковое. Порядок был нарушен при полицейском обыске. Я прикоснулся к белым трусикам, вспоминая опубликованную у нас фотографию простой, но привлекательной женщины. Ей было сорок, когда она погибла. Ни полиция, ни я не нашли намеков на существование любовников. Но белье было слишком дорогим для одинокой женщины. Напрасная трата денег.
Грэм наблюдая за спящей сестрой. Ее волосы рассыпались по подушке. Он бесшумно открыл правый верхний — самый сокровенный — ящик комода, глубоко запустил руки в его шелковое содержимое. Внезапно Мэри села в кровати.
Туалет и ванная были совмещенные, там стоял запах холодной сосны. Я встал на розовый коврик и быстро помочился в унитаз Грэма Голдторпа, все еще думая о его сестре. Звук спускаемой воды наполнил бунгало.
— Грэм, что ты делаешь? — прошептала она.
Спальня Грэма — маленькая, забитая все той же тяжелой, доставшейся по наследству мебелью — была расположена рядом с туалетом, в передней части дома. Над изголовьем его односпальной кровати висели три картины в рамах. Я оперся коленом о постель Грэма и поднес свечу к стене — три гравюры с изображением птиц, похожие на ту, что висела в коридоре. Пижама Грэма все еще лежала под подушкой.
Грэм замер, его мокрая от пота пижама прилипла к телу.
У кровати лежали стопки журналов и папок. Я поставил свечу на тумбочку и взял в руки охапку журналов. Это были журналы о транспорте: о поездах и автобусах. Я оставил их на покрывале и подошел к письменному столу, на котором стоял большой катушечный магнитофон. Одна из полок книжного шкафа была пустой — полиция забрала все бобины.
Черт.
Пленки Крысолова пропали, и не к добру.
— Сегодня ночью она меня застукала, — шептал Грэм, накрывшись покрывалом. Бесшумно крутились бобины. — Завтра Хэллоуин, завтра придут они.
Явытащил из шкафа пухлое старое расписание поездов, поражаясь абсолютной бесполезности этой вещи. На титульный лист Грэм Голдторп приклеил рисунок, изображающий сову в очках, и написал: ЭТА КНИГА ПРИНАДЛЕЖИТ ГРЭМУ И МЭРИ ГОЛДТОРПАМ. ЕСЛИ ВЫ ЕЕ УКРАДЕТЕ, ВАС ВЫСЛЕДЯТ И УБЬЮТ.
Черт.
Я взял с полки другую книгу и обнаружил в ней то же самое послание, и в третьей то же, и в следующей, и в следующей.
Чертов придурок.
Я стал убирать книги обратно на полку, но остановился, заметив экземпляр «Путеводителя по северным каналам» в твердом переплете; книга не закрывалась до конца.
Я открыл «Путеводитель по северным каналам» и снова угодил в ад.
Между фотографиями северных каналов лежали десять — двенадцать фотографий маленьких девочек.
Школьные фотографии.
Глаза и улыбки сияли мне в лицо.
Во рту пересохло, сердце колотилось, я захлопнул книгу.
Через секунду я снова открыл ее, поднес ближе к свече, перебрал снимки.
Жанетт не было.
Сьюзан не было.
Клер не было.
Десяток школьных портретов, шесть на четыре, девочки десяти — двенадцати лет.
Ни имен.
Ни адресов.
Ни дат.
Десять пар голубых глаз и десять белозубых улыбок на одном и том же небесно-голубом фоне.
Мысли неслись в голове, кровь по жилам, я взял с полки еще одну книгу, и еще, и еще.
По нулям.
Я стоял в центре спальни Грэма Голдторпа, сжимая в руках «Путеводитель». Его комната была в моем распоряжении.
— Я не понимаю, что за важность такая, почему вы не можете вернуться в другой день. О боже! Какой беспорядок. — Энид Шеард светила фонариком то в один угол, то в другой, качая головой. — Мистер Голдторп пришел бы в бешенство, если бы увидел свою комнату в таком состоянии.
— Вы случайно не знаете, что отсюда взяли полицейские?
Она направила луч мне в глаза.
— Я интересуюсь исключительно своими делами, мистер Данфорд. И вы это знаете.
— Я знаю.
— Они поклялись, слышите, поклялись мне, что оставят тут все, как было. Вы только посмотрите на этот бардак. Другие комнаты в таком же виде?
— Нет. Только эта, — ответил я.
— Ну, полагаю, именно она интересовала их больше всего, — сказала Энид Шеард, прочесывая комнату из угла в угол своим фонарем, как тюремным прожектором.
— А вы можете сказать, чего здесь не хватает?
— Мистер Данфорд! До сегодняшнего вечера нога моя не ступала в спальню мистера Голдторпа. Ой, журналисты. Голова у вашего брата — что канализация.
— Простите. Я вовсе не это имел в виду.
— Они забрали все его рисунки и пленки, это я знаю. — Луч белого света остановился на магнитофоне. — Сама видела, как они это добро выносили.
— Мистер Голдторп никогда не говорил, что было записано на пленках?
— Пару лет назад Мэри сказала мне, что он ведет дневник. Я еще, помню, спросила тогда: «Значит, мистер Голдторп любит писать?» А Мэри ответила, что он не пишет свой дневник от руки, а наговаривает на магнитофон.
