У нее был сейчас пациент, который — по крайней мере для нее — важнее пропавшей сотрудницы ФБР, уже наверняка мертвой. Эта отрезанная голова во льду будет вскоре идентифицирована как Моника Бэннэн, работа переквалифицирована в расследование убийства и интерес Малдера растает, как только интерес ФБР к отцу Джо изменится в направлении, где мало чего есть паранормального.
Она щелкнула клавишей, и принтер пошел выплевывать листы. Вскоре перед Скалли лежала толстая пачка новых сведений по болезни Сандхоффа, которые надо было усвоить, мнения за и против, схемы лечения успешные и (куда чаще) безуспешные. Она виновато глянула на назойливо верещащий телефон, но снова вернулась к экрану компьютера, зная, что ее работа — здесь.
Монику Бэннэн спасти нельзя.
Кристиана Фирона спасти можно.
Наконец телефон замолчал, но вместо облегчения Скалли ощутила приступ стыда — она знала, что сейчас ее напарник говорит с ней — ну, с ее голосовой почтой.
Она не слышала его слов: «Это не первое мое сообщение, но… я хочу, чтобы ты знала, Скалли: та голова женщины во льду… Это не агент. Не Моника Бэннэн. Мы не знаем, кто она и как она там оказалась, но извлекли изо льда одиннадцать отдельных кусков тел и еще и близко не закончили…»
Она посмотрела на телефон, снова вернулась к работе, снова глянула на телефон. Слов Малдера она не слышала, но слышала его голос. Его страстность и его страдание, и ей было больно от этого.
ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ
КОРПУС ИМ. ДЖ. ЭДГАРА ГУВЕРА
11 ЯНВАРЯ
Малдер расхаживал по залу и наговаривал Скалли сообщение на голосовую почту:
— Все части отделены одним чистым разрезом — как в той первой ампутации, ты обратила на это внимание. Но тут еще одно, то, что тебе нужно знать… всюду найдены следы того твоего ветеринарного транквилизатора. Ацепромазина.
К нему приближалась женщина в зеленой водолазке и черных брюках — помощник ответственного специального агента Дакота Уитни. Голубые глаза смотрели прямо на него. Малдер продолжал говорить:
— Должен сознаться, что ни черта не понимаю, что бы это могло значить, но очень надеюсь, ты какой-нибудь смысл тут найдешь.
Он попрощался и повесил трубку. Он думал, что агент Уитни идет к нему, но сейчас заметил, что она остановилась — руки на бедрах — перед ледяной глыбой и рассматривает идущую работу, будто инсталляцию в музее — на выставке стиля «гран-гиньоль», к примеру.
Малдер подошел к ней, и она посмотрела в его сторону:
— И что?
Он покачал головой:
— Не могу дозвониться. У нее там напряженная ситуация с одним пациентом. Но она с нами свяжется.
— Не сомневаюсь.
Он посмотрел на Уитни:
— Послушайте, из этого будет толк. Мы напали на нужную нить, я чувствую…
— Вы чувствуете, отец Джо чувствует… — Она невесело усмехнулась. — А знаете, что я чувствую? Только что голова кругом идет.
— Нет, это точно прорыв. — Он показал на нависший кусок льда с его жутким содержимым. — Вы здесь раскроете не один десяток убийств. Нашли крупного серийника. Это же должно вызывать у вас другое ощущение, уверенность.
Но она лишь прищурилась и покачала головой:
— В поисках нашего агента мы ни на шаг не ближе к цели.
Она была права, и Малдер это знал. Он в своем энтузиазме сильно забежал вперед. Такое бывало, когда Скалли с ним не было и некому было его одергивать.
И все же он услышал свой голос:
— Мы ее найдем. Я это знаю.
Уитни подняла брови, губы сложились в усмешку:
— Что ж, Монике, может быть, придется постоять в очереди.
— Как?
— Я сюда пришла вас искать, Малдер. Хотела, чтобы вы послушали последнее видение отца Джо…
Через несколько минут они оказались в конференц-зале, где сидел за большим столом отец Джо, а вокруг него агенты группы Уитни, как ученики на тайной вечере.
Малдер к ученикам не подошел, он встал рядом с сидящим священником, наклонился над ним, и на лице его отразился нехарактерный для Малдера скепсис.
Отец Джо посмотрел на бывшего агента с какой-то беззащитностью в лице.
— Я вижу лицо женщины… другой женщины.
— Не Моники Бэннэн.
— Она в какой-то тесноте… в ящике, похоже. В деревянном ящике.
Глаза всех агентов смотрели не на отца Джо — они уже слышали его последний рассказ. Все они смотрели на своего консультанта по паранормальным явлениям, на некоего Фокса Малдера…
…который глядел на священника в глухом молчании.
Наконец Малдер спросил:
— Где ее держат?
Отец Джо вздохнул и встряхнул головой от недовольства собою, и агенты за столом тоже завертели головами — но от недовольства иного рода.
Малдер не обратил на это внимания.
— Она вместе с Моникой Бэннэн?
Отец Джо закрыл глаза, напрягаясь, чтобы увидеть. И снова глаза агентов обратились к нему — как у учеников на тайной вечере.
Но это было недолго, потому что священник, не открывая глаз, только и сказал:
— Не знаю.
— Но это те же люди, что похитили Монику? — спросил Малдер.
— Думаю, что да… да, это те же люди.
Малдер подался вперед, настойчиво спросил:
— Вы их видите! — Он кивком показал на сидевших за столом агентов. — Или просто говорите этим людям то, что они хотят услышать?
Отец Джо на эту наживку не клюнул — продолжал сидеть, закрыв глаза, будто разглядывая свое видение или стараясь снова его вызвать.
Потом глаза открылись и встретили пристальный взгляд Малдера:
— Нет.
— Что «нет»? — нахмурился Малдер. — Вы этого не видите? Сочиняете из головы…
— Нет, это не те же люди.
Малдер всмотрелся в отца Джо самым своим холодным немигающим взглядом, проверяя, не дрогнет ли священник. Но отец Джо был неколебим.
Малдер выпрямился, вдохнул, выдохнул. Потом сказал:
— Мне нужна машина. Срочно.
Агент Драмми с той стороны стола спросил, едва удерживаясь от презрительной гримасы:
— И куда ехать?
— Еще не знаю, — пожал плечами Малдер.
Уже не скрывая презрения, Драмми покачал головой, скалясь почти открыто:
— Вот не верю я в эту фигню…
Улыбка Малдера агенту Драмми была весьма выразительной:
