— Но предположить-то можно, валяй! — наседал Энг.
— Может быть, он гомик… Но я не знаю… — Клифф пожал плечами, как будто данный вопрос был ему совершенно безразличен.
Валманн знал, что среди культуристов нередко встречаются гомосексуалисты, однако он продолжал:
— Мне кажется, в таком случае он должен был скорее… Представьте, гомик в душе с такими парнями, ведь это же здорово!
— Да это все равно что в рай попасть! Вот это да! — Сердитый голос Энга заглушал звон гантелей.
— Если только не наоборот, — спокойно возразил Клифф. — Может, он не хочет этого афишировать. Скажем, его это привлекает, но и вызывает растерянность. — Энг утвердительно кивнул. Валманн только пожал плечами. — Но я же сказал, что не знаю. Сюда всякие приходят.
Дежурный позвал Клиффа к телефону. Валманн кивнул ему, покидая вместе с Энгом помещение. Клифф поднял на прощанье свою тяжеленную ручищу.
21
Субботним вечером, в половине девятого, пешеходная улица в Хамаре не очень-то походила на Лас-Вегас даже с рождественским освещением. Покупатели и завсегдатаи кафе давно разошлись по домам, а для праздничного гулянья время еще не наступило. Энг шел вразвалку и выглядел очень довольным, будто именно он только что лежал на скамье для пресса и качал штангу весом в сто двадцать килограммов. Образ скрытого гомика в фитнес-центре вполне укладывался в его представление о гомосексуалистах и очень подходил для Эдланда.
— Если он голубой, зачем ему понадобилась дамочка? — Вопрос Валманна повис в воздухе.
— Да потому, что он сам себе в этом не хочет признаться. Гомик в панике от собственных наклонностей заводит даму в качестве алиби и не может справиться с ситуацией, когда дело доходит до главного. Помнишь, ведь у дамочки в сумочке был искусственный член!
Валманн ничего не ответил, но отметил про себя, что появилась еще одна странность.
— Думаешь, и вся эта влюбленность — самообман?
— Ну конечно. Может, он даже сам этого не понимает, может, он пытался так себя вылечить. А когда ничего не вышло, у него совсем крыша поехала.
Несколько пьяных подростков пронеслись мимо них в противоположном направлении. Они находились в районе Стурторгет, в западной части города. В такой вечер здесь можно купить на улице выпивку или наркотики, кому что надо. После двенадцати здесь обычно парковалась «Черная Марья»,[8]готовая подобрать выпивших сверх меры и выставленных вон посетителей баров или пьяных подростков, не получивших доступа в кафе или ресторан. Валманн частенько дежурил здесь по субботам. Полиция была на месте не для того, чтобы обязательно кого-то поймать, а чтобы помешать им нанести ущерб себе или окружающим. Когда речь шла о подростках, то звонили родителям и просили забрать детей, если те сами не ушли в гости или не были слишком пьяны, чтобы сесть за руль. В последнем случае ребят развозили домой на патрульной машине. Тех, кто вообще не вязал лыка, ждали вытрезвитель и чашка кофе на следующее утро. Все-таки это Хедмарк, а не Бронкс.
— Что-то с ним не так. — Валманн обращался скорее к себе самому, чем к своему коллеге.
Энг утвердительно кивнул:
— Я почувствовал это, как только его увидел, по взгляду…
Валманн сразу, еще когда впервые увидел его в баре «Виктория», также обратил внимание на то, что этот человек излучает необычную напряженность, но не прореагировал так остро, как Энг.
— Я таких людей за три версты чую. А эта пресловутая болезнь, с которой он так носится… у парня ВИЧ, ясно как Божий день…
Валманн ничего не ответил. Он считал рассуждения своего коллеги необдуманными и полными предрассудков и несколько побаивался окончательных заключений. Не хватает только демонстрации гомофобии, характерной для трейдеров и пробравшейся даже в ряды сотрудников полиции. В то же время он не мог преодолеть своеобразного беспокойства, охватывающего его каждый раз, когда он думал об Эдланде, его облике и поведении — в то утро, когда они подняли его с постели, по дороге в управление и на допросе. Трудно объяснить странную смесь слабости и силы в этом человеке, его удивительную настойчивость в уклонении от ответов, упрямство и экзальтацию. Он кажется нервозным и уязвимым и в то же время далеким и неприступным, как будто его совсем не касается все то, чем так интересуется полиция. Такое неправдоподобное смешение качеств с неизбежностью должно вызывать подозрение у опытного полицейского. Что касается Валманна, то, как это ни странно, на него все это производило впечатление достоверности. Несмотря на то что он постоянно пытался убедить себя в обратном.
А еще Эдланд — красивый парень.
Валманн не употреблял это слово по отношению к мужчинам. Но Даг Эдланд был красив — густые темно-русые волосы, волнами ниспадавшие на плечи, ясные серые глаза, дугообразные брови, симметричные черты лица, гладкая кожа. Даже молодцеватую бородку он так причесывал, что она обрамляла рот гармоничной формы с полными губами и ровными белыми зубами. Не исключено, что он повстречал Карин Риис как раз у стоматолога.
— Ну тютелька в тютельку настоящий педик! Я понял это сразу, как его увидел! — Энг продолжал свой анализ с уверенностью, не допускавшей альтернатив.
Валманну нечего было возразить и на это. Он ни в коем случае не разделял абсолютную уверенность своего коллеги. В одном он был уверен: надо во что бы то ни стало раздобыть разрешение на обыск квартиры на Эстрегате, и как можно скорее. Он уже начал сомневаться, что Эдланд совершил убийство, но чем больше он о нем думал, тем сильнее росло его любопытство. Ему страшно хотелось прочесать его квартиру, проверить каждую вещицу, мебель, каждую деталь интерьера, каждый тюбик, каждую баночку с кремом в ванной комнате, понюхать каждый флакон с одеколоном, проверить шкафчик с лекарствами, опустошить корзину для бумаг, расшифровать каракули в записной книжке — и все это, чтобы напасть на след его особенной тайны.
Ибо тайна у Дага Эдланда несомненно есть. Он окружает себя вуалью замалчивания, атмосферой полуправды и уклончивости, что в целом может скрывать определенный план. Как шахматист, в стратегии которого невозможно разобраться.
— Пошли, — решительно произнес он, когда Энг уже заворачивал в «Библиотечный бар» в гостинице «Астория». — Давай-ка еще раз зайдем в «Викторию».
— Вот оно что. Хочешь освежить воспоминания? — Громкий смех Энга раскатился по улице Торггата.
Во всяком случае, чужие воспоминания, подумал Валманн, но и на этот раз не нашелся что ответить.
22
В этот час народу в баре было еще мало, и новый бармен ничего не мог им сказать, так что визит в «Викторию» грозил оказаться пустой затеей. И все же Энг и Валманн заказали по пол-литра пива и сели за столик около входа. Музыка гремела так громко, что разговаривать было невозможно. Они оба заметили женщину, в одиночестве сидевшую за столиком в глубине бара, но ни тот, ни другой ничего не сказали.
