Пацан садится на пол у огня и с интересом листает книгу — разглядывает картинки. Это «Большая советская энциклопедия», какой-то там том. У нас дома есть полное собрание — несколько полок в шкафу занимает.
— Мих, там к тебе баба какая-то ломится, — в гостиную заглядывает мужчина бандитской наружности, а ствол в его руке дополняет имидж.
— Я догадываюсь, что за баба… — задумчиво цедит Иваныч, сжимая кулак. — Пусти её.
Приглашение гостье не требуется — она врывается в комнату ураганом. Молодая, красивая, стройная. Одета в простое ситцевое платье, почему-то босая, с русой косой через плечо. Во взгляде у неё столько ярости, что у меня холодок по спине ползёт. Женщина, тяжело дыша, смотрит на Иваныча, а потом стремительным шагом направляется к камину.
— Я говорила, чтобы с людьми в лесу не разговаривал?! — подхватывает мальчишку на руки. — Говорила?!
— Говорила, мам… — с тоской соглашается пацан.
— Всё, уходим! — заявляет и топает к двери.
Браток со стволом встаёт в дверном проёме, полностью перекрывая его собой.
— Побазарим, Марта? — ледяным тоном спрашивает Михал Иваныч.
Женщина замирает спиной к нему, а я вижу её лицо. Щёки её вспыхивают румянцем, в глазах намечается слёзный блеск.
— Нет! — рычит, крепко прижимая к себе ребёнка. — Не о чем.
— Мальца отпусти и иди сюда, — приказывает Михаил.
Мальчишка сам спрыгивает с рук матери, бегом несётся к камину и цапает с пола энциклопедию.
— Я ещё немножко поиграю? — держит книгу в руках и смотрит на мать с надеждой на понимание.
— Не… — она открывает рот.
— Поиграй, — Михаил вклинивается в их диалог. — Дядя Паша тебе дом покажет, — кивает «бычку».
Марта бьёт по Иванычу взглядом-хлыстом, поджимает губы и молчит — отпускает радостного сына с хмурым бандитом. Михаил с гостьей остаются наедине. Ещё есть я, но меня упорно не замечают. Начинаю привыкать — чувствую себя, как в кинотеатре.
— Говори, что хотел, и мы уходим, — женщина складывает руки на груди.
Иваныч хмыкает, достаёт из кармана сигарету и крутит её в пальцах:
— Это ты расскажи — откуда у тебя ребёнок взялся? — закуривает.
— Не маленький вроде, — язвительно заявляет Марта. — Должен знать, откуда дети берутся.
— Мой?
— Не твой.
— Не ври! — Иваныч резко подрывается с кресла, хватает её за плечи. — Мальцу пять есть точно! А мы с тобой пять лет назад… — трясёт бедную женщину, как щенка.
— Руки убери! Марк мой, и точка!
— С-с-су-ка… — Михал Иваныч и идёт к камину. — Ты чо творишь, а?.. — хрипит, стоя спиной к гостье.
— Тебя в этом лесу пять лет не было, — с упрёком выдаёт гостья.
— Тебе ведь сообщили, где я. Могла на свидание приехать или пару строк черкануть — мол, так и так…
— Я медведица, — обрубает. — Мне не нужен самец, чтобы воспитать ребёнка. Это у вас, у людей, женщина настолько слаба, что стремится провести жизнь, обслуживая мужчину ради крох, которые он может ей дать. Мне свободу ничто не заменит. Марк — мой сын. Забудь о нём.
Иваныч затягивается половиной сигареты разом, выбрасывает бычок в камин и, выдохнув дым, поворачивается к матери своего ребёнка:
— А не охренела ли ты часом? — спрашивает негромко, но в голосе скрежет металла. — С чего я должен про сына забыть?!
— Он медвежонок. Чему ты можешь его научить?
Эм-м… Это она сейчас так ласково сына назвала или что?..
— Читать, — Иваныч гнёт бровь, с недобрым прищуром смотрит на Марту.
— Марку нужно уметь добывать еду, знать лес как свои пять пальцев и защищать себя. Он медведь.
Похоже, это не прозвище…
— Малец наполовину человек. Я хочу, чтобы у него было будущее.
— У Марка есть будущее, — приподняв подбородок, заявляет Марта. — Он хозяин этого леса.
— Заладила, мать твою! Лес-лес… Сука, лес ему дорогу в жизнь не даст! Сама неграмотная и сына таким же оставишь.
— А ты — зек!
У Марты трясётся подбородок. Прикрыв рот ладошкой, она плачет — смотреть больно. Так держалась, а эти слова Иваныча, видимо, под дых её ударили. Не выдержала.
— Мам, там эта! Ну, эта! — Марк вбегает в гостиную, несётся к Марте. — Я забыл, как её…
— Кровать, — помогает мальчику Павел, опираясь плечом на дверной косяк.
— Да! Настоящая большая кровать! Можно мне сегодня остаться здесь?.. — мальчишка осекается под грозным взглядом матери, но глазёнки сияют счастьем.
Он не замечает её слёз. Он, похоже, вообще ничего не замечает, кроме простых вещей, которые для него почему-то в новинку.
Стоп!
Медовая радужка с прожилками, напоминающими соты… Такая же, как у раненого медведя и у Мёда. От догадки в груди с болью сжимается сердце. Неужели?..
— Ты останешься здесь, — Иваныч подходит к мальчику, кладёт ему руку на плечо. — Это твой дом, — он говорит, а у Марка глаза, как блюдца. — Твоя мать тоже может жить тут. Если захочет.
— Оставь нас в покое, — Марта глотает слёзы. — Я по-хорошему тебя прошу. Пока по-хорошему…
— Пугать меня не надо, — тон Михал Иваныча мгновенно холодеет. — Ты знаешь, на что я способен.
Он подталкивает сына в спину, чтобы тот топал к камину, берёт его мать под локоть и отводит в сторону.
— Ты нам не нужен, — она стоит на своём.
— Нам… — Иваныч хрипит ей на ухо. — Ты здесь не при чём, Марта. Кончилась у нас с тобой любовь, а сын остался. Посмотри, как он на книгу накинулся, — дёргает её за руку. — Посмотри! — кричит шёпотом. — Марк останется жить в этом доме. Не обсуждается. Я буду привозить к нему учителя и няню найму, если ты такая гордячка.
— Я сына родила не для того, чтобы отдать какой-то няньке, — Марта шипит змеёй.
— Значит, ты тоже останешься и будешь присматривать за ним. А вздумаешь отобрать у меня мальца — сожгу к чертям этот лес. Пойдёшь жить на чужую территорию. Одна.
Марта бледнеет. И я, кажется, тоже.
Михаил не шутит. Он вообще с юмором не дружит. От масштабов намерений Иваныча становится сильно не по себе. Я даже рада, что меня никто не замечает, иначе и мне бы досталось…
Становится душно — мне не хватает воздуха, а левую ладонь жжёт так, словно к ней раскалённый утюг приложили. Комната плывёт перед глазами, я уже не слышу, что говорят Михал Иваныч и Марта. В грудь изнутри что-то бьёт — снова это отвратительное ощущение выхода души из тела.
Темнота.
Разлепляю веки, вижу белый потолок и краешек раковины. Я у себя дома, в ванной.
