сквозь ловушку и выбрались из нее, прежде чем она успеет захлопнуться!
Теперь легионеры, осознав свое отчаянное положение, безудержно и яростно бросились на своих врагов. Стена щитов покачнулась, но не поддалась ни на дюйм. Дикие лица галлов и суровые смуглые лица итальянцев смотрели поверх сомкнутых щитов в пылающие глаза Севера. Соприкоснувшись щитами, они били и умерли в кровавой буре резни, где поднимались и опускались окровавленные топоры, а истекающие кровью копья ломались о зазубренные мечи.
Где, во имя Всего Святого, был Бран со своими колесницами? Еще несколько минут - и погибнет каждый, кто удержит этот перевал. Они уже быстро падали, хотя еще плотнее сомкнули свои ряды и держались как железо. Эти дикари Севера умирали на своих путях; и маячившая среди их золотых голов черная львиная грива Кулла сияла, как символ кровопролития, а его окровавленная булава проливалась ужасным дождем, разбрызгивая мозги и кровь подобно воде.
Что-то щелкнуло в мозгу Кормака.
“Эти люди умрут, пока мы будем ждать сигнала Брана!” - крикнул он. “Вперед! Следуйте за мной в ад, сыны Гаэля!”
Ему ответил дикий рев, и, отпустив поводья, он помчался вниз по склону, а пятьсот вопящих всадников стремглав помчались за ним. И даже в этот момент шквал стрел пронесся по долине с обеих сторон, как темная туча, и ужасный рев пиктов расколол небеса. И над восточным хребтом, подобно внезапному раскату грома в Судный день, промчались боевые колесницы. Они мчались сломя голову вниз по склону, из раздувшихся ноздрей лошадей летела пена, бешеные ноги, казалось, едва касались земли, не задевая высокого вереска. В передней колеснице, сверкая темными глазами, скорчился Бран Мак Морн, и во всех них обнаженные бритты кричали и бились, словно одержимые демонами. За летающими колесницами неслись пикты, воя по-волчьи и выпуская на бегу свои стрелы. Вереск изрыгал их со всех сторон темной волной.
Так много Кормак видел мельком во время той дикой скачки вниз по склонам. Волна кавалерии пронеслась между ним и основной линией колонны. На три длинных прыжка опередив своих людей, гэльский принц встретил копья римских всадников. Первое копье повернулось к его щиту, и, привстав в стременах, он нанес удар сверху вниз, разрубив своего противника от плеча до грудины. Следующий римлянин метнул дротик, который убил Домнайла, но в этот момент конь Кормака врезался в его коня, грудь в грудь, и более легкий конь кубарем покатился под ударом, сбросив своего всадника под стучащие копыта.
Затем весь заряд гэльской атаки обрушился на римскую кавалерию, разбивая ее вдребезги, круша и скатывая вниз. Над его красными руинами вопящие демоны Кормака обрушились на тяжелую римскую пехоту, и вся линия пошатнулась от удара. Мечи и топоры мелькали вверх и вниз, и сила их натиска увлекла их глубоко в сомкнутые ряды. Здесь, сдерживаемые, они колебались и боролись. Дротики вонзились, мечи взметнулись вверх, сбивая с ног коня и всадника, и значительно превосходящие числом, окруженные со всех сторон, гаэлы погибли среди своих врагов, но в этот момент с другой стороны раздался грохот колесницы сокрушили ряды римлян. Выстроившись в одну длинную шеренгу, они нанесли удар почти одновременно, и в момент столкновения колесничие развернули своих лошадей боком и помчались параллельно рядам, срезая людей, как косят пшеницу. Сотни людей погибли от этих изогнутых клинков в тот момент, и, спрыгнув с колесниц, вопя, как обезумевшие от крови дикие кошки, британские фехтовальщики бросились на копья легионеров, бешено рубя своими двуручными мечами. Пригнувшись, пикты направили свои стрелы в упор, а затем прыгнули, чтобы рубить и колоть. Обезумевшие от вида победы, эти дикие народы были подобны раненым тиграм, не чувствующим ран и умирающим на ногах с последним вздохом, рычащим от ярости.
Но битва еще не закончилась. Ошеломленные, разбитые, их строй был сломлен, и почти половина их численности уже была убита, римляне отбивались с отчаянной яростью. Окруженные со всех сторон, они рубили поодиночке или небольшими группами, сражались спина к спине, лучники, пращники, всадники и тяжелые легионеры смешались в хаотичную массу. Замешательство было полным, но не победа. Те, кто застрял в ущелье, все еще бросались на красные топоры, преградившие им путь, в то время как массированная и сомкнутая битва гремела позади них. С одной стороны гэлы Кормака бушевали и рубили; с другой колесницы сновали взад и вперед, удаляясь и возвращаясь, как железные вихри. Отступать было некуда, ибо пикты выставили кордон поперек пути, по которому пришли, и, перерезав глотки сторонникам лагеря и завладев повозками, смертоносным штормом послали свои стрелы в тыл разбитой колонны. Эти длинные черные стрелы пронзали броню и кости, пригвождая людей друг к другу. И все же бойня была не только с одной стороны. Пикты погибли от молниеносных ударов дротиков и коротких мечей, гаэлы, придавленные падающими лошадьми, были разрублены на куски, а колесницы, оторванные от своих лошадей, были залиты кровью возничих.
А в узком начале долины все еще кипела битва. Великие боги, – думал Кормак, переводя взгляд между молниеносными ударами, – эти люди все еще удерживают ущелье? Да! Они удержали его! Десятая часть от их первоначального числа, умирая на ногах, они все еще сдерживали неистовые атаки уменьшающихся легионеров.
Над всем полем поднялся рев и лязг оружия, и хищные птицы, стремительно вылетевшие с заката, закружили над ним. Кормак, пытаясь пробиться к Марку Сулиусу сквозь толпу, увидел, как лошадь римлянина провалилась под ним, а всадник поднялся один в толпе врагов. Он увидел, как трижды сверкнул римский меч, нанося смертельный удар с каждым ударом; затем из самой гущи схватки выскочила ужасная фигура. Это был Бран Мак Морн, перепачканный с головы до ног. На бегу он отбросил свой сломанный меч, вытаскивая кинжал. Римлянин нанес удар, но пиктский король оказался под ударом и, схватившись за запястье мечника, снова и снова вонзал кинжал в сверкающую броню.
Когда Маркус умер, поднялся могучий рев, и Кормак с криком собрал вокруг себя остатки своего войска и, ударив шпорами, прорвался сквозь разрозненные ряды и на полной скорости помчался на другой конец долины.
Но, приблизившись, он увидел, что опоздал. Как они жили, так и умерли, эти свирепые морские волки, с обращенными к врагу лицами и обагренным сломанным оружием в руках. Они лежали мрачной и безмолвной группой, даже после смерти сохранив часть строя стены щитов. Среди них, перед ними и повсюду вокруг них грудами лежали тела тех, кто тщетно пытался
