оставляло на этот счет мало надежд.
В конце концов, пожилая Гамлетша, вся измазанная чем-то красным, долго размышляла, после слов: «так ступай отравленная сталь по назначению!» — кого же убить, хотя на сцене стоял лишь Клавдий, все остальные лежали. Она даже снова произнесла монолог: быть или не быть? — который звучал довольно зловеще для зрителей: неужели все сначала?.. Но, в конце концов, к вящему удовольствию истомившейся публики, заколола-таки последнего короля Дании, тайного обладателя огромной коммунальной квартиры в центре Москвы, которую он собирался превратить в бордель.
— Дальше тишина! — цыкнул Гамлет в зал, и зал минуты две действительно молчал, потрясенный увиденным…
— Зайди! — прошептал в шуме аплодисментов один из пробегающих спецназовцев, которые как бы символизировали наступающий тоталитаризм, хунту и еще бог знает что.
Фомин узнал в нем Сашка.
— Мы будем в буфете…
— Похоже у тебя везде свои люди, — заметила Ирина.
— В буфете все люди мои… братья.
Откуда ей было знать, что это действительно так, когда он уже выпил полбутылки коньяка и побывал под «скорой помощью».
Потом был «банкет» в не отремонтированном буфете с Офелией, Лаэртом, Розенкранцем и Гильденстерном, парой могильщиков вместе с Сашком и кем-то еще, кого Фомин не знал. Пили, как водится в Москве и ее необозримых окрестностях, за «как и зачем жить», то есть просто так… за истину.
— Я милого узнаю по походке! — развела руками Офелия, в миру Валерия Чашникова, когда увидела Фомина. — Сколько лет, сколько бед?.. Где ты пропадал?
— Да вот, Гамлета ждал, — усмехнулся Фомин.
— Дождался! — подал голос Лаэрт, брат Валерии не только на сцене, что в театральном мире случается крайне редко.
— Вот только скажи что-нибудь! — угрожающе прошептала Валерия.
Лаэрт комично поднял руки: молчу, безумная!..
— Ну, давайте знакомиться! — сказала Валерия. — Тебя мы знаем как отъявленного
— А это Ирина, — представил Фомин. — Ирина, позволь тебе представить…
Хлопнуло шампанское. Спецназовцы разлили. Сашок поднял стакан.
— За знакомство и за все хорошее! — провозгласил он.
Ирина, слава богу, быстро сомлела от близости настоящих актеров, к тому же не совсем остывших после сцены, и скоро перестала дуться на него. Более того, она попала под опеку Лаэрта (Геннадия) еще и модного киноартиста и вообще обо всем забыла. Потому что оказалось, что они с Геннадием учились в одной школе, правда, в разное время.
— Этого не может быть! — повторяла Ирина восторженно.
— Может! — уверял ее Геннадий, и Фомин ему верил, потому что с Лаэртом учились в одной школе все красивые женщины, оказавшиеся к нему ближе трех метров. Стоило только сказать: я вас где-то видел, вы в какой школе учились? — и все.
— Вы помните как горела химическая лаборатория? — спросил Геннадий.
Ну, в какой школе не горела лаборатория?
— Помню! — почти с ужасом пролепетала Ирина.
— Я поджег! — признался Геннадий.
Компания, меж тем, не по-детски выпивала, обрывочные разговоры о политике, скандалах, ценах, дачах и детях вспыхивали, как это бывает обычно, и тут же затихали, обрываясь то смехом, то тостом.
Валерия подсела к Фомину.
— Совсем позабыл, не заходишь! — шутливо посетовала она.
— А! — махнул рукой Фомин, и приготовился чистосердечно врать. — Я и сегодня-то случайно: весь в бегах, каких-то хлопотах… к вечеру сил не остается никаких.
— У тебя-то?
— А что я — железный?
— Насколько я знаю, да!
— Так, Офелия, ты опять сходишь с ума, здесь дети…
Он показал на Ирину. Та, увлекшись, ничего не слышала.
— Ну, если ты не заходишь, приходиться мне сходить!.. Кто эта девочка?
— Вместе работаем.
— Как удобно ты устроился! Небось, начальник ее?
— Нет, она — мой.
— Что-то не похоже на тебя.
— Схожу с ума вместе со страной.
— Ты так странно пропал: никому — ничего, и вообще сильно изменился, то ли еще более рыжим стал, то ли глаза — совсем бессовестными, в общем, совершенно наглая физиономия!
— Это от пития, Лерочка!
— Чего так?
— Долго рассказывать.
— А ты не спеши.
— Ну что ты в самом деле?.. Авария, головные боли, ну и все прочее, причин у алкоголика хватает.
— Все время хочу тебя спросить, почему ты ушел? Из-за тех фокусов, что стали твориться?
— Да нет, говорю же — авария…
— А все думали, из-за того, что ты чуть дядю Женю не убил. Как все-таки вышло, что бутафорский пистолет выстрелил?
— А я откуда знаю?
— Ну хорошо, а пушка в зал? Всех бутафоров выгнали, но ведь это только из-за тебя произошло. Ведь это ты?.. Как?
— Игра воображения, — усмехнулся Фомин.
Действительно, перед самым уходом с Сати, с ним стали твориться всякие чудеса, наподобие тех, что рассказала Валерия. Стоило ему вообразить что-нибудь в азарте и тупая бутафорская шпага превращалась в смертельное орудие.
— Хороша игра!.. Так ты поэтому ушел?.. (Фомин засмеялся)… Ну, ладно! Вот тебе мой телефон…
Валерия быстро чиркнула на обратной стороне чьей-то визитки, лежавшей на столе.
— Попробуй только не позвонить! — пригрозила она. — А вообще, в любое время!
— Спасибо!
— Не позвонишь, — выдохнула она дым. — Почему ты ушел, ведь у тебя талант от Бога? Это несправедливо: такие как ты уходят, а бездари остаются!
— Лера, перестань! Когда есть такие актеры как дядя Женя, даже говорить об этом неудобно. Где он, кстати? Что-то я его не видел сегодня.
— Здра-авствуйте!.. — Она удивленно посмотрела на Фомина. — Ты уже совсем… и газет не читаешь?
— Уехал что ли?
— Фомушка! — застонала Валерия, будто снова входя
