отеле. Тише. Людей нет. Никого нет – идеально.
– Пойдем. Тебе нужно поесть.
– А ты что будешь делать?
– Встречусь с Лейлой.
– Она работает на тебя?
– С нами, со мной, – снова жестикулировал он, – она работает в полиции. Ее мать турчанка, а отец британец. Родилась здесь. Наша незаменимая подмога в деле, – открыл он дверь.
– А кем она служит?
– Она профессиональная танцовщица. Танцы живота, танцы с монетами, с огненными шарами. Мышцами пресса она может поднять монетку от пупка до кончика языка.
– Незаменимые навыки для полицейской, – хлопала я глазами.
– Она и тебя научит.
– Пупком подкидывать монетки! Может, после… Когда ты спасешь Лину и Диану?
– Не я, а ты.
– Костя, прекращай. Я иду за тобой и с тобой, потому что больше некуда. Ты коп, ты знаешь, как искать Лину, но прекращая уже верить в марсиан. Я обычная и земная. Я не спасу твою француженку или двести невест. Не путай меня с сестрой.
– Можешь отнекиваться сколько хочешь, я знаю, кто ты.
– И кто?
– Выше ожидаемого.
В груди ёкнуло, но вида я не подала. Он блефует. Он не понимает, о чем речь.
– Костя, у меня вопрос, – вошла я в прохладное кондиционированное помещение, удивляясь порядку и чистоте. – Ты коп. У тебя есть коллеги, и танцовщицы… и доброволец Диана, и пока я не поняла кто он вам – у тебя есть Марк. А зачем вам я? Я читаю аффирмации, делаю вакуум и живу под пледом с чашкой чая, заваренного на втором кипятке. Я не перебегала никогда дорогу на красную пешеходку. Все, что ты вообразил – это ошибка. Моё эссе про Ватикан и Джоконду – теория. Я ботанка и больше ничего.
– Я коп, сама сказала, и выяснил правду. – опёрся он руками об обеденный стол и теперь мы стояли, как пара дуэлянтов. – Ты прекрасно справляешься, делая вид нуклюжей овечки. Эти твои парео до пола, шляпы до горизонта, восьмидесятой защиты крем, боязнь бактерий и брезгливость, поддавки в волейболе – ты умело притворяешься, но можешь уже перестать.
– Перестать? Быть собой?
– Перестать мне врать. Ты просишь быть честным, а сама.
– Ты перегрелся. Объявляй Лину в розыск!
– Уже. Но уверен, она там же где Диана и София. Думаешь, за мной нет наблюдения? А за Марком и всеми его контактами? Рахат знает, что куча агентов по стране выслеживает Софию Марси.
Костя смотрел на меня ни как прежде. Он молил ответа, он просо жаждал его. Я знала этот взгляд. Так я смотрела на ведущего, достающего бочонки в спортлото, когда коллеги подарили мне лотерейные билеты на новый год. Я ждала чуда, волшебства, я верила, что могу выиграть. И Костя верил сейчас, что он вот-вот получит Джэк-пот, но получил меня.
Во что же он верит?
– Я не скажу этого вслух, Ева. Тут везде могут быть жучки и прослушка. А я, – ткнул он пальцем в столешницу стола, – знаю, что делают с теми, кто вас разоблачает.
Я повесила на спинку кухонного стула свою любимую шляпу и палантин:
– Лучше бы вчера пошел со мной в номер и разоблачил от одежды. Я могу сказать вслух все, что угодно. В чем бы мне признаться, – задумалась про все свои жизненные грехи, – как-то раз украла из супермаркет ручку, а замороженную клубнику взвесила, как замороженную вишню. Она была дешевле на пять рублей. Ну как? Твоей прослушке это интересно?! – пошла я по квартире, постукивая по стенкам, – а вот еще! Соседке не нравилось, что выложила на выброс пару перьевых подушек прямо на пол возле своей двери. Она отчитала меня и ей назло я купила еще пять бэушных пожелтевших гнилых подушек и положила там же. Не выбрасывала целый год, – заглянула я в настольную лампу и сняла телефонную переноску с базы. – Тебе достаточно, Костя? Или мне продолжать?
– Продолжай, – вытащил он из холодильника готовый салат и что-то куриное, судя по запаху. Включил чайник и начал накрывать на стол. – Расскажи, если такая смелая и ничего не боишься, про свою работу. В Китае.
– Работу? Ты серьезно? Я круто потусила в Китае, тратя правительственный грант.
Он поставил пару тарелок в микроволновку, кивая головой.
– Ты живешь в вымышленном мире, Костя, – крутила я браслет с голубым глазиком. – Веришь в деревья желаний, веришь Марку, ты хоть веришь в то, что сказал на берегу? Что в прошлом был влюблен в меня?
– Нет, – ответил он, – я не был, – подошел, ставя передо мной на стол разогретый ужин, – я и сейчас… в настоящем.
– Костя, – обреченно выдохнула я, накалывая на вилку пару макаронин в сливочном соусе с карбонарой, – мы жили в фантазиях, так и живем. Не перепутай.
– Впервые в жизни я сделал все правильно, Ева. Бредово, но правильно. Ты у меня дома. За эти пару дней я пережил столько, сколько не загадывал ни на одном дереве желаний.
Он повторил почти слово в слово мысли мысли про Марка, когда я встретила его у дерева, а после в ночном клубе.
– Мы врем друг другу. Врем на голубом глазу, – крутила я браслет. – Когда?
Я не пояснила, что когда? «Когда выпадет снег», «когда сядет солнце», «когда потухнут все звезды», но, если он поймет меня, я тоже пойму кое-что важное. И получу еще одну паническую атаку в копилку.
– Когда ты выиграла подряд три торта. – посмотрел он на меня, жуя салат. – Только ты можешь сделать это.
– Выиграть тебе торт?
– Вытащить их.
Я открыла чемодан и вытащила пока что только купальник:
– Пойду плавать. Мне нужна вода и… В какой комнате можно переодеться?
– Вон в той, – показал он на дверь, – и не бойся, камер там нет. Я проверял.
– Зато у тебя есть паранойя.
– Хроническая, – вышел он на балкон и, кажется, начал возиться с кальяном.
На всякий случай в комнате я переоделась под одеялом. Пока намазывала себя кремом, переваривала не только спагетти, но и его слова о том, что он все еще влюблен.
Я накинула банный халат и втиснулась в одноразовые шлепки, вышла на улицу. Солнце клонилось к закату. Провожая его, думала про Лину. Я здесь – возле бассейна, а где она? Кормят ли ее, не обижают? Пусь только попробуют! Хоть один волос упадет с ее головы, и я применю тридцать тысяч пыток похитителей ее же бадами!
Мне нужна быдла вода и нужно было подумать, а думая я идеально только когда плаваю. Мозг прибывает в нирване невесомости, тело работает само – взмах рукой – гребок! Взмах рукой – гребок. Проплыв первую дистанцию на