Подобные ситуации были Ле Воксу прекрасно знакомы. Ему не раз приходилось иметь дело с сумасшедшими, которым требовалось некоторое время, чтобы найти объяснение своим действиям. По собственному опыту он знал, что скрытность напрямую зависела от интеллекта пациента, а в случае Фоссиуса речь наверняка шла о человеке с незаурядным уровнем умственного развития. Чтобы пациенту было легче начать говорить, Ле Вокс решил прибегнуть к старому трюку психиатров. Он отошел к столу, заложил руки за спину и, напустив на себя скучающий вид, начал смотреть в окно, словно говоря: «Можете не торопиться». Это подействовало на Фоссиуса.
– Конечно же, вы думаете, что я выплеснул кислоту на картину Леонардо в момент помрачения рассудка, – начал Фоссиус устало. – Но прошу вас, поверьте, я вполне осознавал, что делаю. Как и сейчас, когда рассказываю все это. Причины, заставившие меня так поступить, связаны с моей научной деятельностью профессора сравнительного литературоведения, и вся эта история началась много лет назад.
«О Господи!» – пронеслось в голове Ле Вокса, когда он развернулся и взглянул на Фоссиуса. Сейчас доктор больше всего боялся, что вынужден будет прослушать лекцию по предмету, в котором специализировался пациент. Хотя такой поворот событий имел бы и свой плюс: подобное поведение вполне соответствовало бы типичному случаю шизофрении – болезни, которая по непонятным причинам чаще всего поражает людей I незаурядным уровнем интеллекта.
Фоссиус, казалось, отгадал мысли врача, а это было скорее редкостью для пациента, ведь обычно психиатр считает, что это он знает мысли больного. Он сказал, к полному удивлению Ле Вокса:
– Предполагаю, что в данный момент вы пытаетесь понять, каким случаем имеете дело – простой паранойи или параноидальной шизофрении. Вы думаете, что будет довольно трудно показать, какой из этих диагнозов верный. Но прошу вас, доктор, поймите наконец! Я так же нормален, как и вы!
Ле Вокс уже успел оправиться от удивления. Он снова смотрел в окно, хотя уже стемнело и разобрать там что-либо было невозможно. Но он молчал, а это для Фоссиуса означало, что врач его внимательно слушает.
– Восемь лет назад я впервые обратился в музей Лувра с просьбой разрешить произвести химическое и рентгенологическое исследование картины «Мадонна в розовом саду». Боюсь, что тогда меня посчитали сумасшедшим, как и сейчас, с одним лишь существенным отличием – тогда меня не упрятали в сумасшедший дом. Ответ, полученный мной, звучал следующим образом: «Вашу теорию с интересом приняли к сведению, но мы не видим ни малейшей возможности удовлетворить вашу просьбу, поскольку бесценное произведение искусства может быть повреждено». Конечно же, это были лишь отговорки. Всем известно, что во многих музеях, и в Лувре в том числе, произведения искусства подвергают разного рода исследованиям. Таким образом удалось, например, разоблачить подделки картин Рембрандта и установить авторов многих полотен. То есть подобная практика не является редкостью. Нет, причиной подобного отказа со стороны администрации Лувра было то, что профессор литературы мог совершить эпохальное открытие. Открытие, которое, в общем-то, должны были сделать специалисты в области истории искусства. Подозреваю, что чувство соперничества среди профессоров, изучающих искусство, столь же сильно, как и среди медиков.
Это было меткое замечание, с которым Ле Вокс молча согласился и благодаря которому Фоссиус, сам того не подозревая, завоевал определенную симпатию доктора. Свой следующий вопрос Ле Вокс задал совершенно другим тоном:
– Скажите, месье профессор, какова была цель исследования? Я имею в виду, что вы надеялись обнаружить?
Фоссиус глубоко вздохнул. Он знал, что сказанное сейчас будет иметь решающее значение для его дальнейшей судьбы. Если у него имелся хоть какой-то шанс, то сейчас нужно было рассказать всю правду. Представляя, что он, возможно, будет вынужден провести годы или месяцы, пусть даже недели в этих стенах, среди достойных сожаления людей, которых покинул разум, Фоссиус отбросил все сомнения и твердо решил, что должен поделиться своим знанием с доктором и рассказать всю правду.
6
– Леонардо, – начал свой рассказ Фоссиус, – был одним из величайших гениев, когда-либо живших. Еще при жизни многие считали его сумасшедшим, потому что он занимался вещами, абсолютно непонятными его современникам. Он производил вскрытие трупов, чтобы изучать анатомию человека, конструировал летательные аппараты, экскаваторы, эстакады и подводные лодки, ставшие реальностью лишь много столетий спустя. Он был изобретателем, архитектором, художником и исследователем; кроме всего этого, Леонардо обладал знанием, к которому за несколько тысячелетий приобщились лишь единицы. Он также знал о вещах, о которых ему знать не было дозволено, и о них, опять же, были осведомлены очень немногие люди.
– Я вас не понимаю, – прервал его Ле Вокс. Казалось, Фоссиусу удалось возбудить интерес психиатра.
– Приведу такой пример, – продолжал Фоссиус. – На свете сеть мудрые люди – пусть немного, но довольно приличное количество. Просветленных же – отвратительное, должен заметить, слово, но лучшего подобрать не могу – лишь несколько десятков. Это люди, которые в состоянии понять все взаимосвязи, они знают, на чем держится этот мир. Одним из них был Леонардо да Винчи, но об этом знали лишь немногие. Большинство считали его, возможно, лишь умным и образованным человеком – не больше. Рафаэль же прекрасно понимал, что Леонардо – гений. Он восхищался живописью Леонардо и поклонялся его просветленности. Рафаэль не был посвящен в тайное знание Леонардо, но ему было о нем известно. Именно поэтому на своей картине
«Афинская школа» он изобразил философа Платона, одного из умнейших людей в истории человечества, с лицом Леонардо да Винчи. Одни считают этот факт комплиментом, другие – игнорируют, поскольку не могут найти ему объяснения. Правду же знают лишь немногие.
– А Леонардо когда-либо упоминал об этом знании?
– Да, но он не хотел уподобиться странствующим проповедникам или рыночным торговцам. В своих набросках и записях он оставил намеки – загадки, которыми должны заниматься литературоведы и исследователи искусства. Он использовал странные сравнения и писал, что тело земли похоже по строению на тело рыбы, которая дышит водой. Это тело пронизано артериями, несущими воду, словно кровь по телу человека, под поверхностью и содержащими в себе важнейший элемент жизни планеты. Довольно наивно и непонятно для человека, который занимался постройкой летательных аппаратов.
Ле Вокс придвинул стул ближе к Фоссиусу и присел напротив, уперев локти в колени. Услышанное от пациента в высшей степени заинтересовало врача. Параноики способны изложить невероятнейшую теорию, их идеи отличаются абсурдностью, но в то же время последовательностью и логичностью построения, а порой их даже можно назвать научными. Ле Вокс следил за каждым жестом пациента, но ни в движении рук, ни в моторике глаз не мог обнаружить каких-либо аномалий, которые позволили бы сделать определенные выводы о душевном состоянии сидевшего перед ним.
– Великий Леонардо, – продолжал свой рассказ Фоссиус, – считал свою живопись менее значительной, чем свои научные исследования. По крайней мере, в завещании он ни словом не обмолвился о картинах, но перечислил все до единой книги и манускрипты, словно они были важнейшим делом его жизни. Один из его трудов называется «Trattato della Pittura[16]» и содержит наряду с содержательным описанием точки зрения автора на искусство загадочные аллегории о Боге и мироздании.
