Между тонких губ Декарта проступила пена. В пылу полемики он схватил ланцет и принялся чертить узоры на зеркальной поверхности кровавого пруда, забултыхавшегося в железном тазу.
— Прекратим этот спор, сударь, вы взяли плохой пример. Бедняга Патен[10]семь раз требовал, чтобы ему пустили кровь, и на седьмой скончался. Прислушиваться к классикам, конечно, прекрасно, но я предпочитаю полагаться на нашего друга, королевского врача Сенака. Надеюсь, вы его знаете? Чтобы отвести избыток крови от головы, ваши классики пускают кровь из пятки. Вы невежда, невежа, мошенник, и я хочу спросить вас прямо…
Николя решил прервать диалог, подробности которого от него явно ускользали, хотя он смутно подозревал, что Семакгюс выступает в нем с позиций здравого смысла. Впрочем, он судил не беспристрастно, ибо руководствовался скорее своими симпатиями, нежели знаниями. Провокационный характер заявлений Семакгюса и его активное стремление разозлить Декарта пробуждали в Николя некоторые сомнения.
— Довольно, господа, — бросил он, — вы продолжите ваш диспут в другое время. Господин Декарт, я прибыл по поручению начальника полиции де Сартина, уполномочившего меня вести следствие по делу об исчезновении комиссара Гийома Лардена. Нам известно, что вы один из тех, кто видел комиссара накануне его исчезновения.
Декарт подошел к камину и поворошил угли; головешки затрещали и вспыхнули ярким пламенем.
— Чего только ни случается в этом мире, исполненном нечестия, — вздохнул он. — Сей юноша…
— Я жду ответа, сударь.
— Действительно, десять дней назад я обедал в доме у супругов Ларден.
Семакгюс уже открыл рот, но Николя сдержал его порыв, положив ему руку на плечо. Внутри у него все кипело.
— Значит, с тех пор вы его больше не видели?
— Я же ответил вам. «Вы — свидетели Мои, говорит Господь»[11].
— Значит, с тех пор вы больше не встречали Лардена?
— Нет, не встречал. К чему такая настойчивость?
Семакгюс все же решил выступить, однако заданный им вопрос оказался совершенно иным, чем тот, которого так боялся Николя.
— Декарт, что вы сделали с Сен-Луи?
— Ничего, ваш негр меня не интересует. Он оскверняет землю Господню.
— Мне сообщили… — начал Николя.
И снова ответ Декарта удивил его:
— Что я стрелял в него на праздник Святого Иоанна? Этот чертов негр воровал вишни у меня в саду. И получил по заслугам: я выстрелил в него крупной солью.
— Я два часа извлекал из него крупинки вашей соли! — возмущенно возопил Семакгюс. — Мой слуга ничего у вас не воровал, он просто проходил мимо вашего дома. А теперь он исчез. Что вы с ним сделали?
Николя с интересом наблюдал, какой оборот примет разгоравшаяся ссора. Когда кремень ударяется о кремень, возникает искра. Пусть себе ругаются, думал Николя, возможно, из их столкновения забьет ключ истины.
— Объясните лучше этому юноше, что вы вытворяете с самкой этого раба! — язвительно усмехнулся Декарт. — «Их лицо чернее сажи». Всем известно, в какой мерзости барахтаетесь вы с этой самкой. Ревнивый дикарь пригрозил вам, и вы его убили! А концы спрятали в воду!
Семакгюс вскочил, но Николя быстро схватил его за плечи и силой заставил сесть. Семакгюс нехотя повиновался.
— Похоже, господин златоуст, ваша набожность прекрасно уживается с клеветой. Но помните, я ни на минуту не оставлю вас в покое, пока не найду своего слугу. Кстати, считаю нужным сообщить вам, что никакой он не раб, а такой же человек, как я, как господин Ле Флош и, быть может, даже как вы, господин кровопускатель.
Декарт судорожно сжимал ланцет, ни на минуту не выпуская из рук. Все трое молчали, пока, наконец, Николя холодным и уверенным тоном, изумившим обоих лекарей, не положил конец затянувшемуся спектаклю.
— Доктор Декарт, я вас выслушал и довожу до вашего сведения, что показания ваши будут проверены. Через некоторое время вас вызовут к судье, дабы тот допросил вас по делу об исчезновении комиссара Лардена, а также задал интересующие его вопросы об исчезновении Сен-Луи. Сударь, я к вашим услугам.
Николя уходил, уводя с собой Семакгюса, а вслед им летела очередная сентенция, изреченная Декартом:
— «От всех врагов моих я сделался поношением даже у соседей моих и страшилищем для знакомых моих»[12].
Холодный воздух освежил непрошеных гостей Декарта. Обычно смуглое лицо Семакгюса сейчас напоминало красный кирпич; на виске лихорадочно билась тоненькая синяя жилка.
— Николя, я не убивал Сен-Луи. Надеюсь, вы мне верите?
— Верю. Но я также хотел бы верить и вашим рассказам о Лардене. Вы занесены в список подозреваемых, и, полагаю, понимаете, почему.
— Вы говорите так, словно Ларден уже мертв.
— Я этого не говорил.
— Почему вы помешали мне напомнить Декарту о том вечере у Полетты?
— Вы сами мне сказали: вряд ли его кто-нибудь успел опознать. Получается, ваше слово против его слова. Я жду, когда появятся свидетели, способные подтвердить ваше заявление. Но, если оставить в стороне ваши медицинские разногласия, скажите, почему он вас так ненавидит?
— Это не просто досужие споры, Николя. В основе их лежит давнее соперничество между врачами и хирургами. У меня лечатся несколько несчастных, а он считает, что я забрался на его территорию и переманиваю у него больных…
— Но вы же были друзьями?
— Знакомыми, не более того. Нас познакомил Ларден.
— Скажите, между вами и Луизой Ларден ничего нет?
Семакгюс запрокинул голову и устремил взор в ослепительно голубое небо. Поморгав, он перевел взор на напряженное лицо Николя, вздохнул, обнял молодого человека за плечи и тихо проговорил:
— Николя, мне приходится вновь напоминать вам, что вы еще очень молоды. Честно говоря, Луиза Ларден очень опасная женщина, и боюсь, вам не следует ей доверять.
— Это ответ на вопрос?
— Вот вам ответ: да, однажды я уступил ей.
— Ларден об этом знал?
— Не знаю, но нас застал Декарт.
— Это случилось давно?
— Почти год назад.
— Почему Декарт ничего не сказал?
— Потому что он находится в таком же положении. Если он начнет меня обвинять, обвинение может обернуться против него самого.
— А кто-нибудь видел Декарта с госпожой Ларден?
