умеет делать это просто мастерски. Она присаживается на кровати, опираясь спиной на изголовье, и ждет дальнейших слов, которые почему — то не желают произноситься. — Зачем ты мне звонишь? Что — то случилось?
— Отец попросил узнать, как ты себя чувствуешь. — У Финна неуверенный, взволнованный тон. — Как твоя память? Не восстановилась?
— С ней ничего серьезного, в основном я все помню, за исключением некоторых событий последнего года, — Тина закусывает нижнюю губу, потому что чувствует неожиданный прилив тепла в грудной клетке, напротив сердца. — В общем, твой папаша может не волноваться. Как и ты. Я и не такое переживала, справлюсь.
— Я ему обязательно передам, — Финн замолкает на пару секунд. — Ну, тогда ладно, скорейшего выздоровления.
— Я постараюсь, — Тина прерывает разговор, нажав на красную кнопку.
Слишком не к месту память выкидывает фразу доктора Данбара в госпитале Гарден Хиллс, когда на столе обнаружился букет красных роз.
Скорейшего выздоровления, значит. Окей.
Тина откидывает телефон на подушку, сканирует собственные ощущения и приходит к выводу, что все не так уж и плохо. Финн Уиттмор? Самовлюбленный засранец, который вполне может оказаться нормальным парнем, с чувствами и человеческой душой? Легкий смешок самой себе подтверждает всю абсурдность ситуации. Жизнь иногда слишком резко поворачивает, нужно пристегнуться и быть готовой к неожиданностям.
Тина пристегнулась. Тина к ним готова.
Она пару раз бьется затылком о деревянное изголовье, подскакивает на ноги, хватая чистую футболку со стула и надевая ее одним ловким движением. Открытое окошко скайпа оповещает о двух пропущенных звонках от Мартины Васкес и одном непрочитанном сообщении, в котором говорится, что она приезжает в начале следующей недели. Отлично, Тина не виделась с сестрой Ноа целую вечность и, если честно, после их последнего разговора не очень — то хочет обнулить этот счет.
Тина спускается на первый этаж, застает на кухне читающего отца и, похлопав его по плечу, открывает холодильник в поисках апельсинового сока. Сегодня прекрасное, теплое утро и ярко светящее солнце; сегодня приподнятое настроение, несмотря на очередной идиотский сон. Тина не знает, что тому виной, по — детски надеясь, что рано или поздно всё начинает налаживаться. Например, сломанные ребра постепенно срастаются и перестают так сильно болеть, головокружение становится редким гостем и не навещает каждые две — три минуты; отношения с единственным близким человеком кажутся еще крепче, если такое вообще было возможно изначально, ввиду огромной любви и взаимной заботы.
Даже вопросы, которые привычно гуляют по мыслям в поисках ответа, тоже перестают волновать так остро. Наверное, привычка свыкаться с паршивой действительностью дает о себе знать, и не важно, что эта действительность не такая уж и паршивая. Может, только слегка. В основном из — за необычных снов, где Тина наблюдает за собой со стороны и хочет придушить. Или сжечь. Или разорвать горло острыми когтями. Она, кстати, разглядела, что те самые когти имеются у ненавистника в количестве десяти штук, значит — оборотень. Значит опасен, но Тина видит эти сны уже вторую ночь и немного привыкла. Это ведь просто сны. Ничего, что способно причинить боль в жизни.
— Тина, не могла бы ты сходить к почтовому ящику и проверить доставку конверта с документами на подпись? — Джон перелистывает страницу газеты и отпивает горячий чай с ароматом мелиссы. — Я хочу сократить возраст на получение тобой трастового фонда.
Тина давится соком, стучит себя по груди и оборачивается к отцу. Утро становится все более интересным.
— Я не ослышалась? — она убирает пакет с соком обратно в холодильник, подходит к столу и присаживается рядом. — До разрешенного возраста остается всего три года. Почему ты решил внести изменения?
— Это не связано с твоим заработком. — Джон убирает в сторону чтиво и внимательно смотрит на дочь. — Я хочу, чтобы ты занялась тем, о чем давно мечтаешь. Хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы открыла выставку и делилась с людьми своим талантом. Я уверен, что мой ребенок заслуживает нормальной, спокойной жизни, но без трастового фонда я не смогу тебе в этом помочь.
Тина молча смотрит на отца и тут же привстает с места, крепко обнимая Джона за шею. Горло сдавливают подступающие слезы, но сейчас не время показывать слабость. Сейчас время для искренней благодарности.
— Спасибо, пап, — говорит она, утыкаясь лбом в его плечо, и тут же отстраняется, чтобы посмотреть в голубые, обрамленные морщинами глаза. — Правда, спасибо.
Джон улыбается теплой и одновременно какой — то печальной улыбкой, а затем кивает ей на дверь, поторапливая. Долго ждать не приходится: спустя несколько минут, Тина уже открывает почтовый ящик и достает оттуда тонкий бумажный конверт с печатью Доверительного фонда. Следом за конвертом на асфальт падает кусочек бумаги, свернутый несколько раз в маленький четырехугольник. Тина наклоняется, поднимает листок и разворачивает прямо на месте, настороженно вчитываясь в несколько ровно написанных строк.
«Ты слишком быстро забыла. Жаль, что у меня не получается».
Пальцы начинают дрожать, глаза еще раз пробегают по буквам, но понять смысл написанного так и не удается. Она оглядывается по сторонам — пусто. Как и внутри. Нет ни боли, ни обиды — сплошная неясность, туманная и расплывчатая. Будто реакция на два предложения застряла где — то на половине пути, пытаясь прорваться сквозь бетонную стену, но без результата. Утро вторника, мимо проезжают машины, здороваются прохожие, которые кажутся знакомыми и абсолютно безразличными, а Тина до сих пор стоит на месте, рассматривая в округе возможного отправителя. Попытки бессмысленны, наверное. Тот, кто подкинул послание, вряд ли хотел быть замеченным. Мысли в голове начинают кружиться, словно пчелиный рой, потому что в крови отсутствует очередная доза Аддерола, и это нужно исправить, иначе последует взрыв. Маленький, но катастрофичный.
Тина сминает в кулаке записку и медленным шагом возвращается в дом. Она постоянно оборачивается, словно опасаясь угрозы, а когда заходит на кухню — бросает на стол принесенный конверт. Тина сомневается, нужно ли рассказывать отцу о странном клочке бумаги в правой ладони или приравнять это к оставшимся пунктам загадочной реальности. Например, ко снам, к черной “БМВ”, которая подозрительно часто мелькает перед глазами, к призрачному Ноа Васкесу. Нет, однозначно и категорично Тина решает, что пора бы воспользоваться своим давним, очень действенным правилом: игнорировать проблему, пока она не исчезнет сама.
Методика работает, как слаженный механизм. Записка летит в мусорное ведро, а вопросительные мысли — на замок. На несколько толстых цепей и в черный список. Чтобы не думать; чтобы жить спокойно, как жила до того самого пробуждения на автобусной остановке: размеренно, занимаясь любимым делом. А еще
