— Каля́н возвышается трехэтажное здание Бухарского педагогического института.
Изменился город. Встало много зданий, построенных достойными потомками тех народных зодчих, о которых говорят, что они знали «секрет вечности».
Когда-то восемьдесят пять хаузов-водоемов Бухары распространяли болезни. Сейчас хаузы с яркими цветниками на берегах сохранились только как украшение города. Одним из таких украшений является Ляби́-хауз, расположенный между широкими асфальтированными улицами Ленина и Пушкина. Цветник Ляби-хауза окружен стройным ансамблем древних медресе. Это место, где когда-то уличные сторожа эмира ежеминутно выкрикивали: «Все спокойно в священной Бухаре!»
Конечно, не всегда здесь бывало спокойно. Вспыхивали бунты, восстания. Смельчаки, подобные неунывающему, остроумному Ходже Насреддину, будоражили народ на базарных площадях, в чайханах и караван-сараях.
Вот в этом Ляби-хаузе когда-то и тонул ростовщик. Все кричали ему:
— Давай руку!.. Давай!..
Ростовщик захлебывался.
— Да разве так спасают? — простодушно сказал Ходжа Насреддин и закричал ростовщику: — На! Бери руку!..
Потом он объяснял людям:
— Они не привыкли давать. Только берут…
Но на этот раз народ не смеялся. Ходжа Насреддин спас недруга. После пришлось исправлять ошибку.
На берегах Ляби-хауза прячется под деревьями чайхана. Многолюдно здесь в жаркие дни. Часто за пиалой чая идет веселый разговор, раздается смех. Опять вспомнили Ходжу Насреддина.
— Залез к нему ночью как-то вор…
Рассказчик делает паузу, поднимает пиалу. Все насторожились. Даже чайханщик застыл, у величественного самовара ждет, чем кончится история.
— А Ходжа Насреддин говорит вору из темноты: «Что ты там шаришь? Я днем, при свете, не вижу никаких вещей…»
И снова хохот.
Чайханщик, покачивая головой, наклоняется, открывает кран. Под струю крутого кипятка стремительно летит чайник. Так лучше, крепче заварится.
— Садитесь, садитесь… Сейчас будет готово, — говорит чайханщик вошедшим — Усману и Кадыру-ата.
Он не спрашивает, какой нужно подать чай — черный или зеленый: каким-то чутьем он догадывается о вкусе каждого из своих посетителей.
— А ну-ка, что сказано в нашей книжке о Бухаре, — сказал Кадыр-ата, когда они вышли из чайханы и присели на скамеечке у водоема.
Усман открыл справочник. Старый путеводитель, который называл город «Столицей Бухарского ханства и резиденцией его высочества эмира Бухарского», сообщал, что в городе «до пятидесяти крытых и некрытых базаров и около четырехсот мечетей… Центральным местом города надо считать площадь, с одной стороны которой возвышается цитадель с дворцом эмира, с остальных сторон расположены мечети и медресе. Кроме дворца эмира, в цитадели помещаются тюрьмы, дома бухарских сановников и цистерны для хранения воды».
Отдохнув, дед и внук пошли осматривать город. Сначала они бродили одни, потом пристали к группе экскурсантов.
Еще в XVI веке на пересечении оживленных торговых улиц были воздвигнуты купола. Под одним из них — Токи́-Саррофо́н — сидели менялы (саррофы). Чаще всего это были индусы. Они разменивали деньги чужеземных стран. А под другим куполом — Токи́-Тельпа́к-Фурушо́н — находились продавцы тюбетеек.
— Между прочим, — сказал экскурсовод, — этот купол еще раньше назывался Китаб-Фурушон. Под ним продавали книги… Он рядом. Сейчас мы туда пойдем.
Гулко звучат голоса под куполами. Особенно когда проходят студенты.
Усману кажется, что они нарочно так разговаривают. Не попробовать ли ему?
Оп отстает от группы и тихонько спрашивает:
— А сейчас куда?
— В Арк! — ответил экскурсовод.
Оказывается, здесь не нужно кричать. Говори шепотом, вполголоса — все равно будет слышно…
Крепость Арк долгое время служила местом пребывания правителей города, разных ханов, эмиров, чиновников и военачальников.
Крытым длинным коридором туристы поднимаются вверх. Вот и Джума-мечеть.
— А здесь был двор первого министра, — показывает экскурсовод.
Они проходят мимо этого двора и попадают во двор приветствий. Здесь эмир принимал своих подчиненных.
Потом осматривают конюшни.
— Отсюда вся грязь, — объясняет экскурсовод, — попадала вниз, в камеры заключенных.
Все продумано хозяевами Бухары. Все находилось в Арке.
Сейчас здесь тихо, спокойно. Медленно двигаются экскурсанты: во дворце находится областной краеведческий музей. Усман с волнением истинного историка осматривает вещи, созданные бухарскими умельцами, рукописи и книги, которым сотни лет.
А вот наручники, плети. А вот фото. Располосованная спина и знакомый профиль. Это известный писатель Садредди́н Айни́ — классик таджикской литературы!
— Семьюдесятью пятью ударами плети «наградил» эмир писателя за первую его книгу, — сообщает экскурсовод.
Орудия пыток — свидетельство о династии Мангы́тов, самой мрачной в истории города, когда Бухара стала «Благословенной», то есть центром религиозного мракобесия.
Много и других памятников в городе. Вот, например, мазар Чашма́-Аю́б. Здание из четырех помещений относится к XII веку. Внутри мазара находится источник холодной воды. Конечно, вода самая обыкновенная. Но когда-то она считалась большой ценностью. Муллы выдавали ее за святую. Будто бы библейский святой Йов стукнул посохом о землю, и оттуда забила вода. Так Йов спас в засушливый год умирающих от жажды людей.
— Что ему стоило стукнуть еще несколько раз? Люди бы вдоволь пили чистую воду, — пошутил Усман.
Экскурсанты смеются.
В центре города — минарет Калян, высотой сорок шесть с половиной метров. С минарета не только призывали к молитве, но и наблюдали за врагом, и сбрасывали вниз на каменную площадку «преступников». В самой мечети, на которой возвышался минарет, могли одновременно разместиться на молитву около десяти тысяч человек…
Здесь был свой мир, своя жизнь.
— В Бухару, — рассказывал экскурсовод, — подводили железную дорогу. Но тысячные толпы темных людей и фанатиков с палками в руках вышли навстречу первому паровозу: «Не допустим шайтан-арбу на священную землю!..» Так и не пустили. Взгляните при случае на карту, и вы увидите, что железная дорога проходит мимо города. Потом экскурсовод рассказывал о новой Бухаре. К древней земле пришла новая слава… Конечно, вы догадываетесь, о чем я хочу сказать.
Догадался и Усман — о бухарском газе.
Побратимы
Обширная равнина, покрытая местами сыпучим песком и солончаками, лишенная текучих вод и совершенно пустынная, негодная не только для оседлой жизни, но и для кочевой.
Путеводитель 1912 года
Эту историю о побратимстве солдатских сыновей Усман вычитал в газете.
Фотография уже поблекла. Но ее бережно хранят. Она единственная, которую солдат прислал вместе с коротеньким письмом. Он сообщал, что их часть едет на фронт.
На фото были двое: отец и его друг с Урала — Морозов. Оба молодые, жизнерадостные.
А потом сообщили, что отец погиб. За коротким официальным извещением пришло письмо от Морозова. Он писал о том, как погиб его фронтовой друг.
Пригласить бы сейчас этого человека в гости. Но и он не вернулся с войны. Остались лишь на фотографии два друга, два солдата: один из Бухары, другой из
