удержал Таню, которая хотела отрезать себе кусочек, и, используя всю свою харизму и влияние, уговорил её выбросить это в унитаз, пока Оно не потребовало соску и подгузники.
В итоге мы съели остатки сухариков, макая их в дижонскую горчицу, и закусили хлопьями.
— Их вообще надо молоком заливать, — заметил я Тане, которая уплетала шоколадные шарики ложкой.
— Не люблю молоко, — ответила она. И добавила, когда доела пачку: — А теперь десерт!
— А это тогда что было?..
— «Аппетайзер».
После ужина мы вернулись в зал. Я выглянул во дворик на террасу. Ничего не разобрать. Темно.
— Что сегодня будем смотреть? — спросила Таня, падая на диван.
— Тебе решать, — ответил я и прошёлся к полочке.
— Хм... На твой выбор.
— Ну ладно.
Я стал перебирать диски. В какой-то момент мой взгляд зацепился за тёмный омут телевизионного экрана. Холодная дрожь пронзила моё тело и сдавила его так, будто меня закопали в промёрзлую землю и теперь ходили по могиле, затаптывали.
С лица Тани мне улыбался каменный ангел.
Я сглотнул и сунул в проигрыватель случайный диск. Затем присел на диван и нажал на пульт. Я не имел ни малейшего понятия, что за кино включил до тех пор, пока на экране не нарисовалась белая надпись:
«Лолита».
Что-то съежилось у меня в животе... Я повернулся, посмотрел на Таню и Это совершило кульбит. Глаза девушки были широкими, как блюдца. Щёки её горели. Вдруг она отвернулась и положила руки на коленки...
Что теперь?
Сказать, что я случайно и сейчас поменяю?..
Поздно. В самые напряжённые моменты всегда происходят наиболее нелепые вещи. Я развалился на диване и отдался на попечение превратностям судьбы. Если перестать барахтаться, морские воды сами вытолкают тебя на поверхность. А течение куда-нибудь да приведёт. Не просто так послания в бутылочках всегда прибивает к берегу.
Спустя тридцать минут просмотра я покосился на Таню и увидел, что взгляд её был прикован к экрану.
Мы не сказали ни единого слова на протяжении всего кинофильма. Коршун и голубка вместе склонились над басней об эстетствующем педофиле... Даже когда побежали титры, Таня продолжала пристально смотреть в экран. Для неё это было нормально. Обычно такая оживлённая, стоило только включить фильм, она превращалась в куклу со стеклянными глазами. Я заметил это давным-давно, когда водил её, ещё ребёнка, в кинотеатр, — экран как будто пожирает её душу. Один раз, помню, когда мы смотрели Хатико, девочка за всё время просмотра не сказала ни единого слова, ни единая мышцы не дрогнула у неё на лице, и только потом, заказывая чизкейки в местном ресторане, я заметил, как из её чёрных глаз катятся слезинки...
Я выглянул в окно. Было совсем темно. Пора.
— Таня, — сказал мой голос. Она повернулась. Своим лицом она была похожа на медленно оживающую куклу, как будто в неё грамм за граммом возвращалась душа, съеденная голубым экраном.
Я вытянул спину, приблизился. И вдруг она как будто стала меньше. Её шейка была такая тонкая, лицо маленькое, милое... А глаза большие и чёрные. Я вспомнил период в её жизни, когда Аня задерживалась на работе, и мне приходилось забирать девочку из детского сада.
— Закрой глаза...
Таня вздрогнула, открыла губы, затем повиновалась и зажмурилась. Я положил руку на неё шею. Такая хрупкая... Пора.
Я вздохнул.
Таня затаила дыхание, напряглась, и тогда я...
11. игры разума
Чмок.
— Ах?.. — Таня резко открыла глаза. Затем положила руку себя на лоб, как будто пытаясь что-что нащупать.
— Спокойной ночи, — сказал я, поднимаясь на ноги и шагая в коридор. — И крепких снов! — я зашёл в спальню, бросил последний взгляд на девочку, лицо которой сделалось пунцовым, как хороший помидор, и захлопнул дверь.
Вернувшись в темноту своей комнаты, я свалился на кровать, с усмешкой сбросил ногой купленные инструменты и вздохнул. Ну что тут можно сказать... Выбор сделан. Выбирая между судьбой всего мира и жизнью единственной девочки, которой на самом деле даже и нет, главный герой решил спасти свою тульпу. Впрочем, я бы не сказал, что мой выбор был продиктован именно жалостью или моралью, напротив... Я добрый человек, но практичный. Если бы нужно было убить кого-то другого ради спасения мира, пускай даже невинного ребёнка, моя рука бы не дрогнула. Но Таня... Нет, я не могу её тронуть. Именно её я тронуть не могу. Просто не могу.
Признаться в этом было приятно. Как будто струна моих нервов, которая натягивалась целый день, наконец оборвалась и сбросила тяжёлый груз неподъёмного бремени. Я почувствовал такую лёгкость внутри себя и вместе с тем такую усталость, что уже вскоре заснул сном праведника.
Когда же я очнулся в эфемерной копии моей спальни, я встал с кровати, размялся... И задумался. Интересно, а что происходит с моим телом, когда я нахожусь в своих экспедициях? Что скелет, что Ямато обретают собственную жизнь, когда я их покидаю. В данный момент я, наверное, похрапываю на своей кровати, но что если меня кто-то разбудит? Я немедленно вернусь в свою оболочку? Или не
