законного царя поставити, – отвечал митрополит.
– Пока собор созовут, да пока съедутся соборяне сколь времени проидет?! А опять же, кто собор созывать будет, Шуйский и его братия? – не соглашаясь со старшим братом, задал вопрос Иван, разводя длани.
– Про собор пока не ведаю, брате! Но толико точно знаю, что от воров на царском столе много горя будет. Много крови пролиется.
– Что ж мне-то делати, коли меня Шуйский прочит главным воеводою в войско, что против вора-«царевича» направит? – спросил Иван.
– Не кручинься, брате. Благославляю тебя на воеводство. Езжай с Богом. Я ж за тебя особо помолюсь, – твёрдо произнёс Филарет и сотворил крестное знамение над склонённой головой Ивана.
* * *
Шуйский выслал навстречу князю Александрову-Мосальскому большой отряд под рукой боярина Ивана Никитича Романова-Юрьева. Видно из кожи лез, чтобы и Романовых переманить на свою сторону. Иван Никитич нехотя, но принял эту честь узурпатора.
Романов-Юрьев выступил из Москвы тотчас по возвращению из Ростова. Вторым воеводой при нём был назначен князь Мезецкий. Под рукой Ивана Романова было около трёх тысяч дворянской конницы и около четырёх тысяч стрельцов. Дело было уже в середине февраля 1607 года. По зимнику на санях и верхоконно московское войско шло скоро. Десять орудийных стволов с лафетами, ядра, дроб и зелье также везли на санях. Через четыре дня Романов привёл своих людей к Калуге. Там он узнал, что отряд и обоз Александрова-Мосальского движется южнее города – за Окой – верстах в пятнадцати. Иван Никитич быстро перешёл Оку по льду и двинулся южнее. Мосальского он застал близ села Вырки за речкой с тем же названием. Московское войско выдвинулось к берегу в боевых порядках и приготовилось к сражению. Но Александров-Мосальский продолжал движение с обозом за рекой по зимнику, словно, не обращая внимание, на противника. По словам Бельского летописца, повстанцы «пошли обозом мимо их, хотячи проитить в Калугу к вору к Ивашку Болотникову и запасы многие к нему привести»[21]. Тогда Иван Романов велел на санях выкатить на берег реки орудия и начать бить по обозу. Обоз остановился. Мосальский решил употребить в дело привычную для запорожцев тактику. Из повозок и саней казаки составили подвижный табор. «Оградишася санми, бе бо зима стоящи, и связаша кони и сани друг за друга, дабы нихто от них не избег, мняще себя проити во град (Калугу), и тако сплетошася вси». Пока казаки устраивали подвижный санный гуляй-город, Иван Никитич Романов велел дать три залпа из десяти орудий по обозу. Сотни раненых и убитых обагрили своей кровью белый снег. Но запорожцы упрямо сцепляли сани и выпрягали коней, а многие из них уже приладили мушкеты и пищали и били кто с саней, кто с колена по противнику. Смогли выпалить и из малых пушек, которые везли в Калугу. Видя это, Романов велел служилым людям во главе с князем Мезецким идти в напуск на казацкий табор. Доспешные московские дворяне пустили коней намётом, быстро прошли замёрзшую реку и соступились с казаками. В одном месте им удалось разорвать сцепку возов и саней и растащить их. Но казаки, даже разделённые на два лагеря, продолжали яростно отбиваться. По свидетельству летописца московские воеводы «бились с ними день да ночь». Вспышки и грохот орудийных залпов будили село и округу всю ночь. Эта бомбардировка помогла московским воеводам сломить сопротивление запорожцев. Под утро, израненные казаки, понимая, что они отсюда живыми не уйдут, решили не даваться супротивнику, а нанести ему предельный урон. Когда московские дворяне и стрельцы в очередной раз пошли на приступ обоза, казаки «под собою бочки з зельем зажгоша и злою смертью помроша»[22]. Часть обоза взлетела на воздух. От этого взрыва погибло не только несколько сот запорожцев, но и несколько сотен стрельцов и конных дворян. Тяжело раненый князь В.Ф. Александров-Мосальский и около пятисот израненных повстанцев были взяты в плен. Часть обоза с продовольствием и восемь небольших орудий также досталась московскому войску. По дороге в Москву Мосальский отошёл ко Господу[23].
Почти в те же дни царские воеводы нанесли удар по острогу в Серебряных Прудах на реке Осетр северо-восточнее Тулы. Отряду Хилкова было приказано взять острог, принявший сторону повстанцев. Хилков получил под своё начало около трёх тысяч служилых людей – дворян и детей боярских из Каширы, Тулы, Ярославля, Углича и низовских городов (Мурома, Городца). Вторым воеводой ему придан был Г. Пушкин, который привёл из Алатыря конный отряд служилых людей, числом в пятьсот сабель. Разряд выдал им всего лишь три пушки с запасом зелья, ядер и дроба. С этими силами Хилков и Пушкин подступили к острогу в Серебряных Прудах в середине февраля. Защитники острога успели отправить гонца с письмом за помощью в Тулу. Небольшой острог с бревенчатыми башнями и тыновой стеной встретил московское войско огнём затинных пищалей и небольших орудий. Затем последовал приступ царских войск. И первый приступ, и второй были отбиты повстанцами. Дворяне и дети боярские приступали к острожку «со щитами день до полуночи». Лишь после того, как у защитников острожка не осталось пороху «Пруды взяли взятьем и воров побили»[24].
На другой день к Серебряным Прудам подошёл князь Иван Данилович Клупков-Мосальский. Этот воевода повстанческого войска ещё не знал, что острожек в Серебряных Прудах взят московскими войсками. Воевода Хилков подстерёг его в четырёх верстах от городка и разгромил наголову. В плен к Хилкову пропали сам воевода повстанцев и пан Старовский, которых он отправил в Москву, как пленников.
Ободрённый успехом, Хилков направился на юго-запад – в Дедилов, чтобы обойти Тулу с юга и взять под надзор дорогу на Северщину. Но был остановлен отрядом Беззубцева. А тот подготовил Хилкову и Пушкину нежданную встречу. К тому времени пришёл март, резко потеплело, подул южный ветер, принесший дожди. Реки вздулись и у берегов открылись полыньи.
Когда конница Хилкова подошла к мосту на реке Шат, то стало ясно, что по серо-синему пористому льду на тот берег идти нельзя. Хилков приказал переходить реку по мосту. Правда, его смутило, что на противоположном берегу близ моста плотно стояли семь-восемь скирд недавно свезённой соломы. Как только около тысячи верховых дворянского ополчения перешли мост, раздались гулкие орудийные выстрелы и скирды окутались дымами. Несколько десятков дворян смело с моста вместе с конями. Следом посыпались сотни ружейных выстрелов. Люди Хилкова уже сотнями лежали или ползали по земле и по мосту в лужах крови. Те из московского войска, что ещё не успели перейти на
