их наделяем навязанными смыслами и установками, распределяем по категориям, а в жизни все намного проще, поверь.
***
Как же холодно в вестибюле перед операционной!.. Словно в морозильной камере. Может, это из-за постоянно открывающихся грузовых лифтов, в которых, словно на непрекращающемся конвейере, провозят, вывозят до и после операции пациентов. Какая-то параллельная Вселенная, этот центр на Профсоюзной с его операционной.
За окном шумит огнями город, яркие окна витрин и домов словно соревнуются в праздничном убранстве. Как будто новогодняя иллюминация продлевает день, который, как правило, менее солнечный и светлый в это время года.
Двери, ведущие в операционную, распахнулись, и из них появился очередной, накрытый пеленкой, «страдалец». Я жадно всматриваюсь в верхнюю часть накрытого пеленкой тела: голова открыта, значит, живой. Из-под простынки выскальзывает рука, и я вижу знакомое обручальное кольцо на пальце лежащего на каталке человека.
«Да не угадывал я с размером, запомнил, как забегали к твоей подруге, работающей в ювелирном отделе. Видел, как ты расстроилась из-за больших размеров дефицитных колец, вот и врезалось в память».
Я вспомнила, как в начале наших встреч с Андреем тем жарким интинским летом, опаздывая на очередные посиделки, мы забежали в ювелирный магазин, в котором работала моя подруга, припрятавшая для меня вожделенные и очень модные колечки под звучным названием «поцелуйчики»41. К сожалению, оставленные размеры мне не подошли. «Надо же, а он запомнил!» – вспоминала я, подходя ближе к лежавшему на каталке человеку, машинально трогая на руке свое обручальное кольцо.
***
Инта, июль, 1991 год
– Молодежь, кольца у вас будут? – Работник ЗАГСа быстро осмотрел нашу пару, очень выделяющуюся среди торжественно ожидающих своей очереди на разрешение называться мужем и женой.
– Будут, а как же! – Андрей, словно зашедший в дорогую лавку Гаврош, выудил из кармана золотую мужскую печатку и золотой женский перстенек в форме продолговатой печатки и, с гордым видом оглядев присутствующих, положил их на хрустальный держатель42.
– Переодеваться будете? Дать время, или вы следующие? – оглядев мой трикотажный вязаный костюм и спортивный костюм Андрея, продолжила свой допрос слуга Гименея. – Ну, допустим, у невесты белый цвет, еще куда ни шло, но красные штаны жениха… Спортом, что ли, пришли заниматься?
– Это «Пума», что вы, – чуть саркастически, но при этом улыбаясь, произнес Андрей. – Давайте уже расписывайте нас, и мы не будем своим присутствием омрачать торжественный бал остальных пар, а то еще передумают, ожидая, – засмеялся он. – Да и гости вон незваные заждались, – он ткнул пальцем в угол, куда-то за спину регистратора гражданских актов.
Женщина, словно большой пингвин с ярко-красной лентой через плечо, медленно развернулась всем телом и, зычно вскрикнув, спряталась за дверь.
Ожидающие невесты подхватили ее вопль в разных тональностях. Визг был настолько сильным и многоголосым, что невесть откуда взявшаяся мышь заметалась по коридору зала ожидания, заставляя невест, подхватив юбки, взгромождаться на стулья. Не всем удавалось это сделать быстро, мешала основная деталь в конструкции свадебных нарядов – пышная фата.
– Вот, а надела бы ты тоже спортивные штаны, справилась бы еще результативней. Слезай, скалолазка моя, – Андрей, заметивший мое молниеносное восхождение на стоявшее рядом кресло, подал мне руку.
– Почему у нас такие странные обручальные кольца? – только и смогла произнести я, поправляя сбившуюся юбку.
– Это спрашивает меня девушка, идущая в ЗАГС в трикотажном белом костюме и салатовых туфлях? – заулыбался Андрей.
Туфли… Во времена талонов брачующиеся получали «свадебный подарок» от государства. После того как молодые подавали заявление на создание новой ячейки общества, им выдавали талоны для новобрачных. Талоны можно было отоварить в одном специальном магазине с расширенным ассортиментом: костюмами для мужчин, как правило, в одном цвете, с рубашкой в одни руки; мужской или женский парфюм советского производства; свадебное платье и обручальные кольца, чаще всего одного размера и фасона; талон в парикмахерскую… Но самым роскошным подарком от государства во всем представленном многообразии были дефицитные женские туфли, которые после свадебного торжества надевались по случаю больших праздников, являясь предметом зависти подруг и сослуживцев.
Возле магазина для новобрачных торчали граждане без определенных занятий. Они скупали излишки талонов от не подошедших по размеру вещей будущих молодоженов, цепко следя за выходящими из магазина счастливцами с обувными коробками. Нам «повезло»: вся предлагаемая текстильная продукция была или мала, или велика, включая и пресловутые свадебные кольца. Оставшиеся два одиноких флакона фабрики «Новая заря» были уже отложены для более удачливых посетителей магазина, и на просторах пустых полок сиротливо стояли две обувные коробки.
– Две пары осталось, – отрапортовала стоящая за прилавком скучающая продавщица. – Будете брать? Через десять минут закрываем на обед, – вальяжно достав верхнюю коробку, сообщила нам она.
Я, уже мысленно представляя себя настоящей невестой в белоснежных туфлях, в предвкушении открыла ее – и… – о боги! – наткнулась на вырвиглазного ядовито-зеленого цвета туфли.
– Уж лучше бы тогда мыльницы, – недоуменно сказал Андрей. Но вариантов не было. Так в них и расписались.
***
Москва, январь, 1998 год
Трое суток, которые Андрей находился в реанимации, я провела в мучительном ожидании. Самые сложные и навязчивые вопросы выедали меня пустотой ответов на них: как я ему скажу, что он без ноги? как он это воспримет? как такой большой спортивный человек вдруг вынужден стать беспомощным и слабым? как он мог не рассказать о реальном положении дел со своим здоровьем? зачем нам нужны были тогда эти дурацкие новогодние подарки? как?.. как?.. как?..
«Как же я не люблю новогоднее время», – стучало в голове азбукой Морзе.
Послеоперационный блок можно было посещать десять минут, да и то лишь, чтобы посмотреть через стекло на спящего, резко осунувшегося мужа. Все остальное время, в ожидании, когда Андрей придет в себя, я проводила в холле больничного вестибюля до его закрытия, потом бродила по вечернему городу и тянула время до момента, пока заступившие в ночную смену сердобольные медсестры не запустят меня в знакомый процедурный кабинет с лаконичным названием «клизменная», на кушетке которого я коротала ночь.
Выходя на рождественские улицы ночного города, я словно оказывалась в другой реальности. В преддверии праздника московские власти, словно соревнуясь в оригинальности, не скупились на электрические гирлянды и фигуры, обильно украшая витрины и аллеи парков. Приветливо освещенные праздничным убранством окна многоэтажных домов напоминали мне маячки для спешащих домой горожан.
– Надя? – какая-то бабушка около подъезда окликнула меня.
Я и не заметила, как, выйдя из клиники, машинально оказалась возле дома нашей московской квартиры. В свое время, мечтая о ней, мои родители, оплатив первый кооперативный пай43, отправились поднимать Крайний
