этом ромейские купцы. Видимо, у него какие-то свои соображения имелись. Тут, в окрестностях Белграда, уже стояло войско, ожидавшее переправки на тот берег. И вроде бы дело нехитрое, каждому воину знакомое, да только рано еще. И река еще холодная, и ночи зябкие до того, что вода в забытом на улице ведре схватывалась ледяной коркой. Не след в поход выступать, пока подтягиваются к городу турмы мораванской конницы и эскадроны кирасир. Неспешно идут аварские ханы, кочуя вместе с табунами коней, что на войне служили и боевой силой, и едой. Тут стоят тагмы из первого Германского, второго Дакийского и третьего Иллирийского. По семь штук из каждого легиона. Четвертый Арабский службу нес в Египте, и тащить его сюда стало бы полнейшим безумием. А маршал Деметрий, разодетый в немыслимо роскошный форменный плащ, совершенно точно дураком не был. Он был человеком, который слепо выполнял волю своего государя, в правоту которого верил больше, чем в… На этом месте он всегда смущенно замолкал. Не может христианин таких слов произносить. Великий грех это.
Тут, на южном берегу Дуная, начиналась Via Militariа, старая римская дорога, соединяющая разрушенный дотла Сингидунум и Константинополь. Сингидунум — вот он, на том берегу. До него рукой подать. Его с любой башни Белградского детинца видать во всех подробностях. Все еще крепкие стены давно уже заросли деревьями, которые пустили корни прямо в кирпичной кладке, разрывая ее в куски. Черный зев ворот был раскрыт в бессильном крике мертвеца, коим и стал этот город, брошенный своими хозяевами. Словен, которые пасли стада коз на его развалинах и вытаскивали последние бронзовые скобы из стен его театров и терм, настоящими хозяевами город не считал. Римский Сингидунум давно умер, а они, словно падальщики, терзали его труп.
А вот Белград был живым, как был живым левый берег великой реки, густо заселенный словенским народом. Весь строилась и росла, а лет через пять-десять выбрасывала из себя еще одну весь, отселяя подросших парней и девок. Сотни таких весей появилось попечением здешнего жупана Ступки. Тут давно уже никто не спрашивал, какого ты племени и рода. Слишком уж много село на эту землю разных словен. И пришедших с севера, и приведенных на аркане из Греции. Встречались тут и невольные переселенцы из ляшских земель, так и не нашедшие в себе сил сбежать. Да и незачем отсюда бежать. Жизнь тут оказалась не то чтобы очень легкой, но вполне понятной и безопасной. И даже обры, что кочевали неподалеку или шли в охране с караванами купцов, уже не вызывали того дикого, лишающего разума желания зарыться в землю и замереть. Обры понемногу тоже становились своими, особенно когда старосты из тех, что поумнее, стали брать в аренду жирную степную землю, отдавая ханам треть урожая. Раньше о таком и подумать было нельзя.
Роту Владимира направили в помощь саперам. Хоть и немного было проку от мальчишек по 10–12 лет, но таскать инструмент, варить кашу и резать на нужные куски бухты веревок они вполне могли. Как могли вбивать в бревна, а потом вкручивать рычагом анкера с кольцами. Именно этим они и занимались, когда заканчивались занятия по стрельбе, метанию дротика и работе со щитом.К назначенному дню Дунай перережет понтонный мост, по которому двинется на юг словенская армия. Тут, у Белграда, река шириной в тысячу шагов, и несет она свои воды спокойно и величаво. Течение здесь небыстрое, оно не должно порвать тонкую нить, составленную из плотов.
— Ненавижу работать, — пробурчал себе под нос Владимир, убедившись сначала в том, что его никто не слышит. — Я самого великого князя сын, а не какой-нибудь селянин черноногий. Знатного воина с быдлом сравняли, сучьи дети!
Он собирал дрова, которые потом тащил на кухню. Надо спешить. Кашевары из увечных воинов, дослуживающих положенный срок, за недостаток усердия могли и черпаком по сиятельному лбу стукнуть. Владимир набрал щепок, сучьев и веток, оставшихся после изготовления плотов, и пошел в сторону лагеря. Ему таких ходок сегодня нужно сделать еще не один десяток. А чего? У них же свободное время. Вот пусть сироты и отдохнут после занятий. Так решили отцы-командиры при единодушном одобрении кашеваров, которые до этого таскали дрова сами.
Это здесь кухня — теплое местечко, а вот в походе кашевары идут в передовом отряде, обгоняя войско часа на четыре. Ведь когда на ночевку встанут голодные, как демоны, драгуны и кирасиры, в котлах уже должна доспевать полбяная каша с солью, а то и густое, пахучее варево из овощей с обязательным пеммиканом. Лучше нет по холодной промозглой погоде, чем густой, жирный суп и горячая каша.
Владимир вздохнул горестно: он сегодня пахал, как вол. По этой причине жрать ему хотелось просто невыносимо, а до ужина было еще далеко. Сначала воины пройдут, а потом только к котлу пустят отроков. Таков издавна заведенный порядок. Он подобрался, как волк в засаде, выглядывая, когда кашевар с говорящим именем Злоба отлучится отлить, оставив кухню на попечение своего помощника. Тогда Владимир со скоростью бешеного тарпана успеет добежать до котла и выпросить у того помощника еды. С ним-то Владимир договорится легко, и тот плеснет ему лишний черпак похлебки. Мальчишка подошел ближе, медленно раскладывая в кучу принесенные дрова. Из котла тянуло таким запахом, что Владимир чуть не застонал. Уха! Уха сегодня! Мальчишки выловили вершами двух здоровых судаков и несколько стерлядок. Навар будет такой, что котел час скоблить придется. Да и просо кашевар уже в уху забросил. Владимир издалека видел, как он целый туес туда опорожнил. А в таком пшено хранят, это Владимир знал точно.
— Да ты железный, что ли? — размышлял мальчишка, втягивая носом умопомрачительный запах. Дошла ущица. Он это печенкой чуял. — Уйдешь ты когда-нибудь от котла, злыдень окаянный? Жадина проклятая! Брюхо уже к хребту прилипло!
Кашевар всё не уходил, и Владимир решился на отчаянно смелый поступок.
— Дядька Злоба, — сказал он, состроив самую невинную рожу, на какую только был способен. — А, дядька Злоба!
— Чего тебе, пострел? — недовольно глянул на него кашевар. — Еды не дам, жди всех.
— Да я не о том! — махнул рукой Владимир. — А правду говорят, что кашеварам теперь на рубль больше платить будут?
— Ты где это слышал? — принял охотничью стойку Злоба.
— Да воины у палатки маршала трепались, — махнул рукой Владимир туда, где в полумиле от этого места стоял шатер Деметрия. — Я вот
