рук сомкнулась на запястьях. Художник пытался закричать, но рот ему заткнула такая же ледяная ладонь. На лбу и груди появилось давление от чужих прикосновений. Гальвэр открыл глаза, чтобы разглядеть хотя бы силуэты своих пленителей. Напрасно. Увидеть что-то в этом мраке не представлялось возможным. Северянин попробовал сопротивляться, что оказалось совершенно бесполезным. Руки держали его крепко. Художник больше не чувствовал их холода. Зато теперь он ощутил панический ужас. Неизвестные могли просто перерезать ему глотку, но от чего-то медлили, или же их цель была иной? В любом случаи они продолжали молча удерживать Гальвэра в его постели.
Он попробовал вопросительно промычать. Ему никто не ответил. Водоворот быстрых мыслей захватил сознания: «Кто они такие? Я ничего не сделал! Может это из-за императора? Заговорщики? Хотят выудить информацию из его приближенных? Тогда почему молчат?»
Безмолвная пытка продолжалась вместе с отчаянным сопротивлением. Время все тянулось, будто насмехаясь над северянином. Он быстро выдохся и сдался. Голова гудела от напряжения, а кровь в висках хотела пробить ему череп. Художник почувствовал, как по щекам медленно прокладывают себе путь дорожки из слез. Вздох, граничащий с громким всхлипом. Он проснулся. Было утро. Солнце щедро делилось светом. Гальвер поднялся на кровати растирая запястья. Его голые ступни коснулись холодного пола от чего он тут же вздрогнул. Тело все еще ощущало на себе остатки чужих прикосновений, и это совсем не успокаивало.
— Это точно был сон?
«Опять кошмары?»
Голос Ганса каким-то образом смог развеять неприятное наваждение.
Беглый осмотр не выявил никаких насильственных следов ни на запястьях, ни на лодыжках. Хотя с той силой, с которой его удерживали, синяки были гарантированы.
«Ты слишком много переживаешь за тех, кто в этом не нуждается. Думай о себе в первую очередь!»
В этом совете и правда было рациональное зерно. Гальвэр в последнее время много нервничал. С тех пор как северянин прибыл в империю, события захватывали его одно за другим. Одним из последних был срочный отъезд из столицы Элвара с Шин Зе. Слухи быстро распространились по Элварану — дикари снова напали на пограничный город. Люди, уже наученные горьким опытом, готовились к очередной войне. Но меньше, чем через две недели в замок, который остался под управлением леди Зарзо, прибыло сообщение. Оно гласило, что враг уничтожен окончательно и император вскоре вернется в столицу. Народ империи вздохнул с облегчением, а затем фанатично встретил вернувшегося избранника Небес.
Гальвэр был рад не меньше остальных прибытию Элвара и Шин Зе. Ему было некомфортно проживать в замке в их отсутствие. Пары мимолетных встреч с Клариссой Зарзо хватило художнику, чтобы чаще отлучаться на прогулки. Он не понимал, чем мог вызвать неприязнь столь знатной особы, но ее взгляд на него все время сочился пренебрежением. Едва завидев леди Зарзо в конце коридора, северянин тут же менял свои планы и направление соответствующе. Однако, про нее все говорили исключительно в уважительном ключе без всякого намека на страх. Возможно, она просто не любила живопись, а присутствие Гальвэра в замке считала излишним. В любом случае все должно было прийти в норму.
На пирах, посвященных блистательной победе императора, художник занимался развлечением гостей, рисуя довольно грубые карикатурные портреты (чего он раньше никогда не делал). Мужчины были просто в восторге. Особенно воины. Они заливались хохотом, тыча пальцем и кивая головой на очередную жертву северянина, подтверждая этим его талант подчеркивать самую суть человека. Дамам же это развлечение пришлось совсем не по вкусу. Никто из них даже не улыбнулся. Они лишь перешептывались между собой, заслоняя нижнюю часть лица раскрытыми веерами. Гальвэр не стал искушать судьбу обрести в высшем свете империи себе врагов, и переключил все свое внимание на более благодарную публику.
Император с его верным доблестным были единственными не вовлеченными людьми на празднествах. Золотые глаза Небесного избранника, казалось, потускнели и смотрели безразлично сквозь все. Шин Зе стоял рядом, но будто находился в другом месте. Взгляд хайши равнодушно скользил по лицам всех гостей, словно он их просто пересчитывал. Между ними что-то произошло. Это Гальвэр ощущал интуитивно. Люди, сидевшие ближе всех к Элвару, не смотрели в его сторону и заметно нервничали. Разве что леди Зарзо умело сохраняла хладнокровие. Художнику очень хотелось узнать причину их разлада, но подойти к ним и спросить на прямую он не решался. Северянину вскоре пришлось признать свою потерю связи с ними обоими тоже. Пиры стали единственным местом их пересечения. Из рассказов подвыпивших воинов он смог узнать только то, что император непобедим и принес наконец-таки мир в их страну. Конкретных описаний событий выведать не удалось.
С тех пор прошло несколько недель, а Гальвэр все еще ощущал гнетущую обстановку в замке, которая очень контрастировала с настроениями в столице. Он никогда не замечал в себе, как сильно на него влияет окружающая атмосфера. Аппетит пропал, сон стал нестабильным, сил хватало сделать только пару мазков кистью в день.
Благодаря своим карикатурам он обрел еще большую известность в Элваране. Заказы сыпались горой, а желания их выполнять не было. Северянин имел достаточный запас денег, который он тратил с большой неохотой. Может в нем все же было что-то от его отца? Живя в замке императора, художник ни в чем не нуждался. О таком положении многие могли только мечтать. Но это никак не способствовало творческой инициативе. Каждый раз, когда он подносил кисть к холсту его обуревало странное чувство тщетности усилий. Гальвэр не знал какую картину хочет нарисовать. Неожиданно для себя художник стал чаще вспоминать отца, снег, теплоту стен его родного дома. Хонкс отправлял ему по одному письму в месяц. Содержание каждого было всегда стандартным: спрашивал нравится ли ему в империи, нужны ли ему деньги. Северянин отсылал отцу такие же однообразные ответы. Он не думал, что на островах Бахума происходят какие-то интересные события, но с удовольствием бы послушал байки моряков. К несчастью, до Элварана добирались только купцы.
«Если хочешь вернуться на родину, в этом нет ничего постыдного».
Ганс с прибытием в империю стал через чур рассудительным собеседником.
— Здесь мне лучше. Просто из-за Элвара я не могу чувствовать покой.
«Ты сблизился с ним достаточно, но любой необдуманный шаг может грозить большими последствиями. Он правитель, а не твой друг».
Сегодня у художника снова был сон. В нем император бился в Лайдреке с дикарями. Северянину захотелось изобразить это на холсте, но что-то внутри мешало начать. Он должен хотя бы попытаться поговорить с Элваром, тогда все тревоги покинут его сердце,
