не задержусь.
Пусть из ямы не видно неба, но я точно знаю — три луны снова выстроились в линию. Меня опять ломает и рвёт на части болотный хват по имени Дюнн.
Нет, неправда! Я не какое-то неразумное чудовище, я — нахт, высшее существо, способное принимать любой облик. Мне по нраву вид болотного хвата, а перестанет нравиться — превращусь в кого-нибудь другого. Но теперь я даже рад, что перестал быть хуманом, самым отвратительным созданием в мире — трусливым, как карлюк, лживым, как смазл, тупым, как глыбарь, и жестоким, как урд. Я — нахт, и горжусь этим. Говорят, что человек не может стать нахтом, но ведь я никогда и не был обычным человеком. Я особенный…
Сегодня особенно больно, и теперь я точно знаю, почему. Не сразу догадался, что нахты — настолько совершенные существа, что у них даже отсутствует деление на самок и самцов. Мне не нужно искать пару, чтобы произвести потомство, нахты со всеми проблемами справляются в одиночку, и выходит, в душе я всегда был нахтом. Всегда сам, всегда один. И вот сейчас внутри меня зарождается новая жизнь… Дитя будет уже настоящим нахтом по праву рождения, ему не придётся что-то кому-то доказывать, он станет жить по собственным законом, не подчиняясь ничьим приказам. Высшее, совершенное существо, не имеющее глупых обязательств перед другими, низшими. Свободный от привязанностей и предрассудков, он будет жить только для себя, любить лишь себя.
И я тоже… люблю… себя… но не могу. Проклятые три луны в трижды проклятом небе ослабили тело и волю и не позволяют выпустить на свободу высшее существо, которым я стал. Осталась последняя стадия оплодотворения… Но в жалкой человеческой оболочке невозможно проникнуть внутрь себя и завершить начатое. Тем не менее, я всегда находил выход из любого положения, сам, без посторонней помощи.
Или нет, всё-таки у меня был помощник, единственный настоящий, верный друг, мой Волосок. Он и теперь мне поможет. Ну, давай, мой хороший, проложи моему семени дорогу к новой жизни. Вот так… так… та-а-а-а-а-а-а-а-к!
И всё-таки, Дюнн, ты лучше всех на свете. Я люблю тебя, Дюнн…
Луфф
Ох, до чего же меня достали эти двое. Вбили себе в головы, что спасли великого колдуна (а спасали-то как — страшно вспомнить), и теперь ни на шаг от меня не отходят. Даже в отхожее место сопровождают. Боятся, наверное, что растворюсь в воздухе, по-колдунски.
Да я убегать-то и не собирался. Во-первых, куда бежать? Во-вторых, спина болит, проклятая. Здешний хозяин, могучая дылда по кличке Бо, говорит, что внутри завёлся червяк и грызёт, падла, мой позвоночник. Правда или нет, но по утрам так прихватывает, что не только с постели встать, а даже лежать больно. Только Тляковым порошком и спасаюсь. Пусть ненадолго, на денёк-другой, но боль снимает. Правда, Бо сильно жмётся, когда его выдаёт. Пересчитывает чуть ли не каждую крупинку. Я пробовал схитрить, запасти хоть немножко впрок — дело безнадёжное, бдит великан.
Вот и приходится терпеть их вздохи, косые взгляды и тупые вопросы. Что ты ел в тот день, когда обвал остановил? О чём думал? Что чувствовал?
Известно, что ел — порошок тот самый. К нему больше ничего и не требуется — и так хорошо. А что чувствовал? Да как им объяснишь, если они, к примеру, вюндерского хадара никогда в жизни не пробовали? Такое же обострение всех чувств, только нет отстранённости, безразличия к окружающему. Наоборот, ощущаешь себя частью этого мира, каждой его частью. Вот этими скалами, равнодушно глядящими сверху на долину. Придорожной травинкой со сломленным стеблем, из которого вытекает последняя влага. Тем огромным, но забавным зверем, которого ведут по тропе вслед за мной. Зверь голоден, но не может отыскать пищу, потому что на голову ему одели мешок. Так вслепую он и плетётся за своим поводырём.
Молодой урд, возглавляющий колонну, похоже, боится. Хочет сделать что-то важное, чего все от него ждут, но не может справиться с сомнениями и страхом. Жаль, что его мысли не удаётся прочитать. Интересно, что же такое он должен совершить.
А самка, что ковыляет следом за ним, очень устала — ни о чем другом уже не думает, только о желании поскорее отдохнуть. И зачем её с собой потащили? Молиться, что ли, собираются за успех испытания? Не уверен, ведь здесь молятся иначе, не по-вюндерски. Не в общем храме, а попрятавшись по хатам. Каждый с собственной самкой. Фраи вообще с самками слишком много возятся. В покоях держат рядом с собой, учат всяким знаниям. Однажды я увидел, как самка спорила с фраем, убеждала в чём-то, доводы приводила. Я до сих пор от этого в шоке. Никак не мог привыкнуть к мысли, что самки умеют разговаривать, а тут на тебе — почти научная дискуссия!
Ну да ладно, это их дело. А зачем мы сами-то в горы прёмся? Неужели испытание нельзя было провести в деревне? И что это вообще за испытание такое? Опять обвал останавливать? Так ведь объяснял же я, что не знаю, как всё получилось. И не уверен, что снова смогу. Да и не хочу — вдруг от напряжения снова спина разболится. А у глыбаря лишней порции порошка не допросишься. Чего это он нервничает, как посмотрю? Раньше всё время чуть ли не в рот мне заглядывал, а теперь отворачивается. Темнит глыбарь.
А вот Тляк, похоже, сам понимает не больше моего. Прямо-таки слышно, как у него трещат мозги от умственных усилий. Что ж, это хорошо. Значит, если и будет какая-нибудь пакость, то они не вместе её задумывали.
Ох, не нравится мне всё это. Не хочу, не буду, не могу я вам снова фокусы показывать!
Фокусы… Интересно, а где сейчас тот парень, которого мы с Хлоффелем прозвали Фокусником? Он ведь тоже в Загород собирался. Я ж совсем забыл про собственные дела с этими фрайскими заморочками…
Глава 9
Луфф
Тляк коснулся рукой плеча идущего впереди Бо. Ну, положим, до плеча не дотянулся, рост как-никак другой, но глыбаря всё же остановил.
— Приятель! Не пора ли, наконец, объяснить, что ты задумал?
Бо не спеша почесал в затылке, шагнул в сторону, освобождая путь для идущих следом, оглядел окрестные скалы, уходящую вверх тропинку и смачно сплюнул. Затем тормознул погонщика, ведущего на верёвке здоровенного глызня, махнул рукой односельчанам, чтобы шли дальше, и только потом ответил:
— Ну, хорошо. Вон у того камня и поговорим. А ты пока помоги Здубу, —
