* * *
Дэвид опоздал на встречу с Деброй, но она уже знала от отца почему.
Они отправились в ресторанчик за башней Давида, в старый город за воротами Яффы. Помещение без особых претензий, макраме на стенах – все это не подготовило Дэвида к великолепной еде, которую им без задержки подал владелец-араб: мусака из цыплят с орехами и пряностями и на гарнир – кускус.
Ели почти молча, Дебра быстро разобралась в настроении Дэвида и понимала его. После схватки его отпустило напряжение – это было своеобразное адреналиновое похмелье, – но вкусная еда и вино постепенно привели его в чувство, и за чашкой турецкого кофе, черного, сильно пахнущего кардамоном, Дебра смогла наконец спросить:
– Что сегодня произошло, Дэвид?
Прежде чем ответить, он отхлебнул кофе.
– Я убил человека. – Она поставила чашку и серьезно смотрела на него, а он заговорил, рассказывая о подробностях преследования и убийства, и закончил, запинаясь: – Тогда я испытывал удовлетворение. Чувство достижения цели. Я знал, что поступаю как должно.
– А теперь? – спросила она.
– А теперь мне грустно, – он пожал плечами. – Грустно, что пришлось сделать это.
– Мой отец, который всегда был солдатом, говорит, что только те, кто действительно участвовал в боях, понимают, как нужно ненавидеть войну.
Дэвид кивнул.
– Да, теперь я тоже это понимаю. Мне нравится летать, но я ненавижу уничтожение.
Они снова помолчали, каждый по-своему думал о войне, оба пытались найти слова, чтобы выразить свое понимание.
– И тем не менее это необходимо, – нарушила молчание Дебра. – Мы должны сражаться. У нас нет выбора.
– Да, выбора нет, за спиной у нас море, а арабы держат нас за горло.
– Ты говоришь как израильтянин, – негромко сказала Дебра.
– Я сегодня принял решение. Вернее, меня заставил его принять твой отец. Он дал мне три недели на изучение иврита и завершение всех иммиграционных формальностей.
– А потом? – Дебра наклонилась к нему.
– Служба в военно-воздушных силах. Единственное, в чем я его одолел, – я поставил условие, чтобы у меня было то звание, какое я получил бы дома. Он торговался как старьевщик, но перевес был на моей стороне, и он это знал. Так что я получил что хотел. Майор – с испытательным сроком и подтверждением звания через двенадцать месяцев.
– Замечательно, Дэви, ты будешь одним из самых молодых майоров в авиации.
– Да, – согласился Дэвид, – и после уплаты налогов у меня останется почти столько же, сколько получает водитель автобуса на моей родине.
– Неважно, – Дебра впервые улыбнулась. – Я помогу тебе с ивритом.
– Я как раз хотел попросить тебя об этом, – ответил он на ее улыбку. – Пошли отсюда, я сегодня нервничаю, мне хочется пройтись.
Они пошли по христианскому району. Открытые прилавки по обе стороны улицы были завалены яркими экзотическими товарами, кожей и украшениями; на узких улочках, где стены домов словно сходились над головой, почти ощутимой стеной стоял запах пряностей и пищи, канализации, затхлый запах скопления людей.
Дебра завела его в магазинчик древностей на Виа Долороса, и владелец вышел к ним, приветственно кланяясь.
– Ах, мисс Мардохей, как поживает ваш высокоуважаемый отец? – И бросился в глубину лавчонки за кофе.
– Этот продавец почти честен и смертельно боится Брига.
Дебра выбрала антикварную звезду Давида на тонкой золотой цепочке, и хотя Дэвид прежде никогда не носил драгоценностей, он покорно склонил голову и позволил Дебре надеть цепочку ему на шею. Золотая звезда легла на темные завитки волос на груди.
– Это твой единственный знак отличия: у нас медалей обычно не дают, – со смехом сказала Дебра. – Добро пожаловать в Израиль.
– Она прекрасна. – Дэвид был тронут и смущен подарком. – Спасибо. – Он застегнул рубашку и наклонился, чтобы поцеловать Дебру, но она быстро увернулась.
– Не здесь. Он мусульманин и оскорбится до глубины души.
– Ну хорошо, – сказал Дэвид. – Давай найдем место, где мы не оскорбим ничьи чувства.
Они прошли сквозь Львиные ворота в большой стене и нашли укромную каменную скамью среди олив, близ мусульманского кладбища. В небе висел полумесяц, серебряный и таинственный, теплая ночь была полна ожидания и волнения, как новобрачная.
– Ты не можешь оставаться в "Интерконтинентале", – сказала Дебра, и они оглянулись на освещенный силуэт здания за долиной.
– Почему?
– Ну, во-первых, это слишком дорого. На свое жалованье ты не можешь этого себе позволить.
– Ты ведь не думаешь, что я буду жить на одно жалованье? – возразил Дэвид, но Дебра, словно не слыша, продолжала:
– И что гораздо важнее, ты больше не турист. Поэтому ты не должен жить как турист.
– Что же ты предлагаешь?
– Можно найти тебе квартиру.
– Кто будет заниматься домашним хозяйством, стиркой, готовкой? – яростно возразил он. – Я этого не умею.
– Я, – сказала Дебра, и он на мгновение застыл, потоммедленно повернулся и посмотрел на нее.
– Что ты сказала?
– Я сказала, что буду вести хозяйство, – прямо ответилаона, но тут ее голос дрогнул. – Если, конечно, ты этого хочешь.
Он долго молчал.
– Послушай, Деб. Ты говоришь о совместной жизни? То есть общий дом, и все такое прочее?
– Именно.
– Но... – Он не знал, что сказать. Идея была новой, захватывающей и открывала невероятные возможности. Весь предыдущий опыт общения Дэвида с противоположным полом был не очень глубок, и он обнаружил, что стоит у границы неизвестной территории.
– Ну? – спросила наконец Дебра.
– Ты хочешь выйти за меня замуж? – он запнулся и откашлялся.
– Я не уверена, что ты лучший товар на брачном рынке, милый Дэвид. Ты прекрасен, как рассвет, с тобой приятно, но ты слишком эгоистичен, незрел и избалован.
– Большое спасибо.
– Мне незачем подбирать слова, Дэвид: я ведь собираюсь отбросить всякую осторожность и стать твоей любовницей.
– Ну и ну! – воскликнул он. Голос его оттаял. – Когда ты говоришь об этом так прямо, у меня голова идет кругом.
– У меня тоже, – призналась Дебра. – Но есть условие: сперва мы найдем собственную квартиру. Ты должен помнить, что скалистые острова и жесткие пляжи меня не возбуждают.
– Никогда не забуду, – согласился Дэвид. – То есть ты не хочешь за меня замуж? – Он обнаружил, что его смертельный ужас перед браком быстро рассеивается.
– Я этого не сказала, – ответила Дебра. – Но давай примем решение, когда оба будем готовы.
