десяти лет эмоциональной дистанции.
Она оценила его состояние, пока они выполняли несколько укрепляющих упражнений, слишком многие из которых требовали, чтобы женщина прислонялась к нему или он прижимался к ней. Нужно было включить кондиционер. Через полчаса Ирина остановилась и села рядом с Тимофеем на коврик.
— Я думаю, что с тобой всё в порядке. Всё, что ты чувствуешь, это от ходьбы со свёрнутой лодыжкой. Ничего нового не было затронуто. Такие травмы обычно вызывают более длительные повреждения. Надеюсь, ты понимаешь, как повезло, что ты так хорошо двигаешься.
— Мне говорили. Я привык к строгой дисциплине в армии, поэтому не стал затягивать с реабилитацией, и до аварии был в хорошей форме.
«Сейчас твоя форма выглядит хорошо», — её внутренний монолог должен был замолчать.
— Дай знать, если могу ещё чем-то помочь, — это предложение должно было прозвучать профессионально, но оно вызвало волну эмоций. Ирина ничем не могла помочь, чтобы исправить то, что было между ними.
В наступившей тишине Тимофей протянул руку и убрал с её лица выбившийся из-под хвоста локон. От нежного прикосновения в груди у неё что-то ёкнуло.
— Ирина, почему ты осталась здесь?
Она знала, что он снова спросит, и хотелось рассказать ему об аварии и своей травме, но это было уже слишком, к тому же речь шла о её замужестве.
— После смерти мамы мне было трудно мыслить здраво. Отец давил на меня, чтобы осталась, и я поддалась, надеясь на какую-то поддержку с его стороны. А потом встретила Кирилла. Выйти за него замуж казалось хорошей идеей. Но это было не так.
— Ты знала, что твоему отцу нравится. Он наверняка хотел контролировать вас.
— Да, признаю, что позволяла ему это. И Кирилл был не лучше. Со временем перестала доверять себе и помнить, чего хочу для себя. Тогда было тяжело. Тяжелее, чем могу сказать, — Ирина встала и подошла к месту, где оставила бутылку с водой, — ей нужно было немного отвлечься. Сделала глоток, и когда повернулась, чтобы посмотреть на Тимофея, выражение его лица было несчастным. Может быть, ему так же больно, как и ей?
— Я был уверен, что поступаю правильно, когда уходил.
— Я пыталась сказать тебе, что в нашей разлуке нет ничего правильного, но ты не слушал.
Тимофей встал и провёл руками по волосам. Она смотрела, как он силится что-то ответить. Сказать было нечего. Ничто не могло изменить того, что произошло.
— Нет, я не слушал.
— Менее чем за три года я потеряла двух самых близких мне людей. Я была одна. Моей мамы не было. Тебя тоже. Ты забыл меня, — её голос надломился, когда убеждение, о котором она и не подозревала, сорвалось с губ.
— Я никогда не забывала тебя. Ни тогда, ни сейчас. Как я мог забыть это? — сказал Тимофей. В два шага он оказался прямо перед Ириной, потянулся к её лицу и наклонился для поцелуя. При первом прикосновении его рот был жёстким, настойчивым, и она почувствовала его разочарование их ситуацией, но через мгновение губы смягчились, а руки стали ласкать шею. Погружаясь в поцелуй, Ирина поняла, что есть нечто, что может взволновать её больше, чем чей-то крик.
Глава 18
Вскоре к нему вернулась способность логически мыслить, и Тимофей решил остановиться. Никому из них не нужны были эти сложности. Он уедет, как только поймают поджигателя, а она продолжит свою жизнь здесь. Но тут её тело прижалось к его телу, и сыщик растерялся.
Когда он оставил Джину во внедорожнике и направился в спортзал, он сказал себе, что это нужно для того, чтобы получить всё необходимое для его ноги. Не собирался ничего говорить о Кирилле. Но, увидев Ирину и представив их вместе, не смог сдержать гневных слов. Когда Ирина обвинила его в том, что он забыл её, захотелось нужно было показать ей, как сильно она ошибается.
Девушка задыхалась, когда он ещё крепче сжал её в объятиях и позволил своему языку проникнуть в её рот. Вкус был знакомым и новым, пьянящим. Ирина положила руки ему на плечи, и он обхватил её за талию, словно старался слиться с ней в единое тело.
Сколько ночей он мечтал о том, чтобы она снова оказалась в его объятиях? Сколько раз страстно желал быть с ней? В течение многих лет Ирина была его первой и последней мыслью в течение дня, и хотя время ослабило это желание, оно не прекратилось. Тимофей провёл пальцами по нежной шее, поглаживая то место, которое, как он знал, ей нравилось, и она задрожала от этого прикосновения. Это была та женщина, которую он помнил — чуткая, чувствительная.
Время ушло, и нахлынули воспоминания. Они были в разлуке в три раза больше лет, чем вместе, но казалось, что целовались только вчера. Ему подумалось, что он прекрасно помнит, как она прижималась к нему, но теперь он заметил всё то, что забыл. Мягкость кожи. Цветочный аромат шампуня. Как идеально её тело прилегало к его телу. Как бешено колотилось его сердце, когда она вздыхала.
Ни один поцелуй не мог сравниться с её поцелуем. Ни одна женщина не могла сравниться с ней. Часть его мозга кричала: «Ты снова держишь Ирину», но эмоции боролись с пониманием того, что как бы прекрасно это ни было, оно не может продолжаться долго.
Когда он прервал поцелуй, они смотрели друг на друга, затаив дыхание. Его мысли были в беспорядке, эмоции спутаны. Единственное, что было ясно, — это что он хотел поцеловать её снова. Если быть честным с самим собой, ему хотелось большего, но он не мог позволить себе думать об этом. Тимофей сделал шаг назад, прежде чем она успела заметить, как он напрягся.
— Я никогда не забывал, — сказал он. — Никогда не сомневайся в этом. Покинуть тебя было самым трудным, что когда-либо делал. И это включая пребывание на передовой линии войны.
Он ушёл, ничего больше не сказав, и поехал домой. Уже подъезжая к дому, пожалел о своём поступке.
Зря он её поцеловал. Ему не нужны были эти сложности. Не стоило позволять себе вспоминать, как
