другой бок… храп останавливается, а затем продолжается снова. Какой же чуткий слух у этого человека: может услышать даже лёгкое трение ноги по песку.
«Не беспокойтесь ребята, я просто заберу своё и уйду. Но мы обязательно ещё встретимся».
Нужно забрать жёлтую жемчужину. Нужно вытащить мешочек на верёвочке.
Это не настолько сложно, как кажется на первый взгляд: в моём мире карманники проворачивают трюки и посложнее. Если это умеет кто-то, значит и я могу научиться. У меня такое жизненное кредо.
Самое время познать тонкое искусство воровства.
Насколько позволяет ситуация, подползаю к спящему Хуберту и медленно… очень медленно… невероятно медленно, касаюсь пальцем его доспеха. Пока всё удачно – он лежит на спине, поэтому нависаю над ним. Тяну кожаную пластину на себя по одному миллиметру в десять секунд.
«Спокойно, парень, спи!»
Броня поддаётся.
Не обязательно вытаскивать мешочек незаметно. Можно резко дёрнуть, схватить жемчужину и замедлить время. И уж после этого, ни Майра, ни её птица меня не остановят – слишком близко находятся.
Но если я попадусь, не успев схватить, то время замедлит Хуберт.
Что поделать, приходится рисковать. Уходить без жемчужин совсем не хочется – слишком большое сокровище, чтобы отдавать его первым встречным. Кто знает, найду ли я когда-нибудь другие.
Кожаная пластина брони приподнята, половина дела готова. Аккуратно касаюсь ремешка и тяну мешочек на себя. Храп тут же прекращается. Замираю на месте без движения, как статуя.
Ощущение, будто я делаю сложнейшую операцию на живом пациенте. Одно неверное движение скальпелем и человек захлебнётся собственной кровью. Не хватает только медсестры, что будет вытирать пот со лба и подавать инструменты.
Хуберт некоторое время лежит тихо, а затем снова начинает храпеть. На его счёт я не переживаю, а вот почему Майру не слышно – это проблема. Если она сейчас бодрствует, то малейший шорох привлечёт её внимание.
Всегда можно услышать, спит человек или нет. В детстве отдыхал в летних лагерях и, как все нормальные мальчишки, мазал зубной пастой лица спящим соседям. Нужно было держать тюбик под мышкой, пока он не впитает температуру тела, чтобы спящий не почувствовал прикосновения. И мы очень легко определяли, кто заснул, а кто ещё нет: спящие люди сопят. Кто-то громче, кто-то тише, но сопят все и всегда.
Либо Майра сейчас не спит, либо лежит слишком далеко, поэтому её не слышно. Надеюсь, второе.
«Легко… и непринуждённо…»
Тяну ремешок, чтобы достать жемчужину и храп снова останавливается. Проснулся? Тяжёлая рука Хуберта опускается на грудь, вырывая кожаную пластину из моего пальца.
– Назад? – доносится голос. – Нет, назад нельзя.
Сижу на песке неподвижно, даже дыхание задержал. Хуберт поворачивается на бок, и я слышу, как его рука шарит по тому месту, где я должен спать. Сейчас он обнаружит моё отсутствие и тихий побег превратится в громкое бегство.
– Малой! – звучит взволнованный голос. – Майра, малой сбежал!
Это явно не моя ошибка – я действовал предельно аккуратно. Видимо, задуманное воровство было слишком сложным.
Надо было резко потянуть мешочек с жемчужинами, пока был шанс.
Двое рыжих мгновенно поднимаются на ноги, а я делаю несколько шагов назад. До тех пор, пока я не вижу своих похитителей, они не видят меня. Временная безопасность. Что же делать? Можно попробовать уйти от них шаг за шагом, но жемчужины придётся бросить. Это – точно не вариант.
– Чего всполошились? – спрашиваю. – Отойти нужно было… по естественным потребностям.
Слышу приближающиеся шаги. В кромешной тьме две руки опускаются мне на плечи, трогают голову, ощупывают руки.
– Ты развязался! – заявляет Хуберт.
– Я сделал это во сне, – говорю. – Непроизвольно.
– Отдавай красную жемчужину!
– Успокойся, – говорю. – Не собирался я от вас сбегать. Мы с вами уже почти друзья.
– Никакие мы не друзья. А теперь возвращайся на своё место и не вздумай больше пошевелиться без разрешения. Я тебя так скручу, что пердеть себе в лицо будешь.
– Хорошо, я вернусь. Но ты должен знать, что я очень плохо воспринимаю угрозы. Если хочешь спокойно добраться до своей деревни, просто вежливо попроси. Будешь угрожать – и я выдавлю тебе твои сраные глаза. Вы меня одолеете вдвоём с Майрой, но ты до конца жизни останешься слепым.
Хуберт хватает меня за плечо, но я выворачиваюсь.
– Я мог бы сбежать прямо сейчас, и ты никогда не догонишь меня в этой темноте. Я мог бы так спрятаться, что ни одна птица не найдёт. Но я сам решил остаться с вами и прийти в вашу деревню, по своей воле. Помни об этом.
Возвращаюсь на своё место и ложусь на бок.
Хуберт ещё некоторое время пыхтит рядом, не зная, как реагировать на случившееся. Выглядит, как попытка побега, но при этом очень странная. Я ведь и правда мог сбежать, так почему остался?
Лежу на боку и думаю, неужели я так привязался к этим жемчужинам, что буду следовать за ними даже в деревню врагов?
Чувствую себя мышью, к голове которой подключили электроды. Я буду жать на кнопку и стимулировать центры удовольствия в мозгу, пока не умру от голода.
Глава 13
Вместо будильника меня разбудил урчащий желудок.
Последний раз я ел почти сутки назад, поэтому открыл глаза засветло и думал только о том, как бы я пожарил кусок мяса на огне. Нежном, сочном, жирном куске мяса.
– Не спишь? – спрашивает Майра.
– Всегда плохо спал на голодный желудок, – говорю.
Девушка копается в сумке и протягивает крохотный кусок жёсткого, сушёного мяса. Пытаюсь откусить – словно подошва во рту. Твёрже, чем любое другое, что я пробовал в своей жизни. Такое нужно отрезать ножом и несколько минут жевать, пока оно не размякнет достаточно, чтобы проглотить. Но никак не кусать зубами.
– Что, не вкусно? – спрашивает. – Это глик – наше фирменное, Дигоровское блюдо. Очень твёрдое, зато долго не портится.
– Очень даже, – говорю. – Со своим, уникальным привкусом.
Привкусом подошвы.
– Не беспокойся раньше времени, – говорит. – Тебе не должны сделать плохо, я за тебя заступлюсь. Допросят и
