с ней не разговаривал. Триан не изучал планету с таким же восторгом, как телепатка, он казался задумчивым, а она, отвлеченная сиянием, его пока не тревожила.
Теперь же ему полагалось растеряться, спросить, о ком вообще речь – ведь они покинули колонию больше часа назад и никого с тех пор не обсуждали. Но легионер не был бы собой, если бы не догадался сразу.
– Рале? Он сказал, что в порядке, этого достаточно.
– Ты тоже всегда говоришь, что в порядке, независимо от того, что происходит с тобой на самом деле.
– Уела, – усмехнулся Триан. – Что же до телекинетика… Полагаю, он из тех, кто легко мирится с собственной смертностью, но напоминание о том, что остальные тоже смертны, повергает его в уныние. Перебесится. Или нет.
– Не самый дружеский подход…
– Мы не друзья. И ты угомонись, он все равно не позволил бы тебе помочь.
Это как раз было верно. Альда могла бы вломиться в сознание телекинетика силой, но ни к чему хорошему это не привело бы – ни сейчас, ни потом. Куда большие шансы помочь были у капитана, причем безо всякой телепатии, совершенно иными путями.
Альде же хватало собственной работы. Изучение тех, кого на Нергале звали дикарями, могло стать настоящим вызовом как раз из-за предполагаемой «магии». Естественно, ни в какую магию Альда не верила. Даже обитатели Обретенных гор говорили о мистике с явной неловкостью, извиняющейся скованностью, смехом, призванным скрыть растерянность. Они были людьми науки и понимали, что магии не существует. Но они же своими глазами видели то, что подходило под определение «чудо». Они силились объяснить происходящее – и не могли.
То, что объяснения у них не было, означало, что команда «Гранд Орион» не демонстрировала при них свои способности. А вот в сражении с дикарями наверняка проявила всё – и всего оказалось недостаточно. Следовательно, у этих дикарей тоже развились особые способности, других вариантов нет.
Но какие и почему? Статистическая вероятность того, что на «Авалоне» были люди со способностями, конечно, была. Но без обучения такие способности должны были остаться спящими… И этих людей не могло быть так много, как описывают колонисты.
– Как думаешь, с чего лучше начать? – поинтересовалась Альда. – Понятно, что вести с ними открытые переговоры нельзя, а то из нас тоже попытаются сложить какое-нибудь занятное слово возле «Стрелы». Но можно наблюдать со стороны, а можно как-нибудь пробраться в их поселение…
– С сочинением диверсий повремени, мелкая. Мы не идем к самоназначенным магам. Не сейчас так точно.
– Почему это? – удивилась Альда. – Мы, вообще-то, к магам стартовали! Где мы сбились с пути?
– Заданию придется подождать, сейчас есть дела поважнее. Я хочу освоить контроль над патисуми.
Альда даже не знала, что на это ответить. Она просто замерла, ожидая, когда Триан объявит все сказанное шуткой. Но он ничего больше не говорил, он оставался все так же спокоен.
– Нам нужно вернуться, – тяжело вздохнула телепатка.
Теперь настал черед Триана удивляться:
– Зачем?
– Ты, похоже, где-то по пути мозг потерял, надо отыскать, а то нехорошо получается. Потому что я слабо представляю, как ты мог предложить такое с полной черепной коробкой! Это же невозможно…
– Мы не первый раз действуем через невозможное. Я понимаю все риски, но патисуми – слишком ценный ресурс, чтобы пройти мимо него.
Здесь Триан был прав. Колонисты считали патисуми проклятьем Нергала, но они, конечно, судили с точки зрения людей, которым это растение приносило один лишь вред. С точки зрения эволюции, патисуми был как раз уникальным видом, и понятно, почему он привлек легионера.
Когда колонисты впервые обнаружили ядовитый туман на Нергале, они были уверены, что это атмосферное явление – слишком уж густым и повсеместным он был, на Земле они не встречали ничего подобного. Но дальнейшие исследования показали, что основой рыжей завесы становится пыльца, испускаемая местными растениями.
Патисуми представляли собой крупный цветок, отдаленно напоминающий красно-рыжую лилию. Это растение-паразит могло появиться где угодно, оно с легкостью приживалось в почве, болотистой воде и даже стволах деревьев. Ядовитый туман разносил семена повсюду в облаках пыльцы, предугадать, где они взойдут, было невозможно.
Упавшее семя некоторое время таилось, пускало корни в глубину, но внешне никак себя не проявляло. Когда же закрепление завершалось, цветок появлялся и разрастался очень быстро – за считаные часы лепестки распахивались в диаметре до трех метров. Под влиянием солнечного света с них, вездесущих и неистребимых, срывались новые порции яда.
Яд этот был не только и даже не столько средством защиты патисуми от хищников. Природа наделила его другой ролью: он парализовал многих живых существ. Лишь некоторые выработали к нему иммунитет, остальные прятались днем по норам, дожидаясь благословенной ночи. Тем же, кому не повезло вдохнуть ядовитый туман, оставалось лишь посочувствовать. Ощутив поблизости подходящую жертву, патисуми подтаскивал ее к себе крепкими лепестками, как щупальцами. Если же это было невозможно, цветок мог переместиться с ловкостью спрута, по строению он был примитивен: крупное соцветие и гибкая, неглубокая корневая система, никаких листьев или стеблей.
Так или иначе он должен был протолкнуть жертву внутрь бутона, сомкнуть вокруг нее лепестки, как кокон, – и сожрать. Новые порции яда не давали обреченному животному очнуться, но это к лучшему. У патисуми не было ни клыков, ни полноценной пищеварительной системы. Свою добычу растение несколько дней растворяло кислотным соком, все – ткани, органы, даже кости и шерсть. Финалом этой охоты становилось насыщение цветка-паразита веществами, необходимыми для формирования новых семян, и превращение останков жертвы в бесформенную слизь.
Как только на Нергале появились люди, патисуми попросту включил их в свой рацион. Почему нет? Они поддавались действию токсичного тумана, как самые обычные животные. Они подходили для питания. Ну а то, что они были умнее прежних обитателей планеты… Какая разница тому, кого интересует лишь плоть?
Колонисты пытались бороться с неожиданным врагом. Да, сначала они потеряли немало жизней, не разобравшись в природе тумана. Но потом они изменили стратегию, они действовали решительно… И ничего не добились. Семян патисуми в тумане летало слишком много, перехватить их все оказалось нереально. У этого растения не было четкой среды обитания, а значит, его невозможно было вытравить. Ночью еще был шанс уничтожить взошедшие цветы – они закрывались, превращаясь в плотные бутоны. Но какой смысл? Все равно что попытка истребить на Земле комаров, убивая их по одному! Рискуя жизнью, колонисты вырубали крупные цветы ночью. День пробуждал новые.
В конце концов люди смирились. Они затаились в горах, где ядовитый туман не мог до них добраться. Дикари тоже приноровились жить в вечной опасности, используя укрытия и целебные травы. Но покорить патисуми не удалось никому.
Альда понимала, почему на это растение нацелился Триан, для легионера оно было настоящим
